В стране у Карибского моря - [67]

Поблизости виднелось еще несколько легких хижин с недостроенными стенами, и все это, вместе взятое, называлось Фео, что означает «Безобразное». Ничего не скажешь, вполне подходящее название для селения, утопающего в грязи среди гнилостного болота! Однако это нисколько не смущало жителей деревни, которые представляли собой странное смешение ладино, негров и почти европейского антропологического типа. Люди лениво покачивались в гамаках — дождливый день приносил праздность. Лишь под навесом у входа в один из домов, в полушаге от скатывающихся вниз потоков, невозмутимо стояли, прислонясь к стене, двое мужчин и играли на самодельной маримбе (подобие ксилофона). Они играли с таким чувством и с такой неповторимой виртуозностью, что для меня и в этом испорченном дне блеснул светлый луч.

Но сегодня утром Алехандро объявил, что дальше не пойдет. По его утверждению, одна из лошадей захромала, хотя каждому было видно, что она так же бодро резвилась на лугу, как и другая. Просто он не хотел, а когда гондурасец не хочет, ему хоть златые горы обещай — ничем его не проймешь. Очевидно, хозяева, у которых мы остановились, слишком много наговорили ему об опасностях переправ через реки низменности, и это его смутило. Однако нам назвали одного человека, жившего недалеко за Рио-Пьедра-Бланка, который наверняка выручит меня со своей «бестией», и дон Алехандро согласился дойти со мной до него. К нему-то мы и направлялись сейчас. Однако река преградила нам дорогу: вода еще не спала после вчерашнего ливня.

Мы пробирались вдоль берега вверх по течению, среди спутанных зарослей, рассчитывая найти брод. Идти вниз не имело смысла; там река была еще глубже и еще стремительнее. Спустя некоторое время кустарник расступился. Большое поле кукурузы, впрочем до самых стеблей обглоданное саранчой, свидетельствовало о близости селения. По ту сторону реки, среди каменной осыпи одного из известняковых утесов, мы заметили несколько хижин. Обитатели деревни и свою очередь заметили нас и указали нам место, где можно было попытаться перейти реку. Ценой напряжения всех мускулов и нервов мы одолели преграду. Оказавшись на восточном берегу, мы побрели обратно вниз по долине, направляясь к «линии». И тут я наткнулся на Фрэнка Джонса.

Я не знал этого человека, но один из бывших служащих «Юнайтед фрут компани», встреченный мною и горах, рассказывал, что «где то внизу, у Рио-Негро», живет американец по фамилии Джонс. Естественно, что с тех пор он занял свое место в моих планах. Я полагал, что отыскать его будет нетрудно. В столице высказывали предположение, что где-то в Москитии живут также несколько миссионеров, я тоже знал об этом по литературе. А вчера в дополнение ко всему я узнал, что у одного из лагунных речных устий живет даже один алеман, то есть немец, известный под именем дона Пабло (разумеется, Пауль) и занимающийся мелкой торговлей. Все это были отрадные новости; мрак неизвестности над Москитией заметно поредел.

Фрэнк Джонс блаженно покачивался в гамаке перед большим домом какого-то ладино, расположенным возле «линии», неподалеку от того места, где река преградила нам путь. Он ждал, пока спадет вода, чтобы без лишних хлопот переправить через Пьедра-Бланка небольшое стадо скота, которое он гнал в Трухильо. Он был не менее, чем я, изумлен, увидев вдруг перед собой белокожего — я за все время своего похода не встретил ни одного. Это был худощавый мужчина за шестьдесят, жилистый, загорелый, с загрубелой кожей, настоящий тип лесного следопыта. В молодости он тоже работал в «Юнайтед фрут», но потом его потянуло на вольную жизнь. Вместе со своим братом Реем, который теперь владел небольшим хутором на расстоянии дня пути от его собственного ранчо, он отправился на поиски золота и приключений.

— Проклятье, — сказал он, когда мы представились друг другу и ответили на вопрос «куда», — что я сейчас еду как раз в противоположном направлении. А то я немедленно затащил бы вас к себе.

— А где вы живете? — осведомился я с любопытством. — У кого бы я ни спрашивал, никто не мог назвать мне вашего места жительства.

— Не удивительно, — ответил он. — Ни на каких картах вы его не найдете. О нашей деревне просто забыли, хотя в ней живет около сотни человек. Зато на картах значится поселок, расположенный от нас в десятке километров, где уже двадцать лет никто не живет. Ну да здесь это не имеет особого значения. Картами так или иначе никто не пользуется, в них слишком много фантастики.

Я вытащил из непромокаемого мешка свою карту, он карандашом нарисовал на ней кружок и надписал: «Сико». Деревня располагалась в нижнем течении одноименной реки, которую я пересек у Пасо Реаль, несколько выше ее слияния с Паулаей.

— На обратном пути вы обязательно должны наведаться ко мне! — заявил Фрэнк категорически. — От Токомачо можно добраться до меня верхом за день хорошего хода, если проехать немного вверх по Клауре, а потом свернуть на заброшенную «линию». Она приведет прямо в Сико.

— А где находится этот Токомачо? — спросил я. Он повел карандашом вдоль побережья на восток. — Здесь, — сказал он и нарисовал еще один кружок у внутреннего угла широкой лагуны. — Там живет чета миссионеров, мои соотечественники. Туда вы доберетесь за три дня хорошей езды. Будете ехать все время вдоль берега моря, переправляясь через речные устья. Говорят, дальше на восток есть еще две или три, а то и четыре миссии, точно не знаю. Люди совсем не общаются друг с другом в этом проклятом болоте, где нет никаких дорог. Впрочем, увидите сами, желаю вам всяческой удачи. Обратно езжайте обязательно через Токомачо, другого пути вам все равно не найти. И тогда — жду вас у себя!