В стороне от фарватера. Вымпел над клотиком - [39]

— Дураку все ясно, Николай Степанович, — улыбнулся Карасев. — А в таких делах, как эти стоянки, — и умным давно уже многое прояснилось…

— Да, но ведь плавать так дальше нельзя… Надо же искать какой-то выход?…

— Вот видите, Николай Степанович, что значит почувствовать все на собственной шкуре… А выход — чего его искать? Он есть, этот выход. Теоретически, во всяком случае, — есть. Он прост до смешного, этот выход. О нем уже много слов сказано, еще больше чернил пролито. Излагаю, если хотите. Первое: в каждом порту нужно создать специальные подменные команды моряков со своими капитанами, штурманами, механиками, матросами. Разумеется, каждая такая команда должна быть честным, добросовестным коллективом, иначе потом в море не расхлебаешь… Мы идем в порт и еще с моря даем все заявки к следующему рейсу. С приходом подменная команда поднимается на борт и на всю стоянку освобождает основной экипаж от портовых хлопот, честно выполняет все заявки, следит за выгрузкой-погрузкой. Но это еще не все. В наше время даже суда крупного тоннажа стоят в порту очень мало, и у моряков накапливаются неиспользованные выходные дни. Накапливается месяц-два-три… Потом начинается отгул, всего сразу — тут и отпуск, тут и куча выходных. Получается чушь — то годами дуреешь от плавания, то без меры отдыхаешь от плавания. Надо запрещать моряку плавать, если у него накопилось тридцать-сорок выходных дней. И предоставить ему отгул на берегу. А для этого нужен резерв моряков разных специальностей во всех портах. Вот, собственно, и все. Не так много, как видите…

— Ну, логично… Так. И почему же, по-вашему, все это до сих пор не сделано, раз это так просто?

— Гм, Николай свет Степанович, спросите что-нибудь полегче… Я могу только констатировать, что на берегу появились люди, которые полагают, что моряку может доставить удовольствие выходной день в море. Никому не приходит в голову предложить рабочему проводить выходной день в цехе, где он уже отработал шесть дней недели. Но ведь даже такое сравнение не означает равенства условий: к любому выходному в море добавьте все прелести качки, которой никто не любит и от которой все устают. Берег, стало быть, всерьез считает, что мы жить не можем без шторма, без шквала и соленой воды…

— Хорошо, Игорь Петрович, с этим ясно. Будем надеяться, в скором времени справедливость восторжествует.

— Будем, что еще остается…

— Но как быть с переработками? Ведь капитан и штурманы работают сутками, отдыхают урывками, ведут совершенно ненормальный образ жизни, преждевременно изнашиваются. Механики, радисты, кочегары — просто бездельники по сравнению с палубной администрацией, хотя и они часто работают более положенного времени…

— Так, Николай Степанович, я вполне согласен с вами как представитель судовой администрации, а стало быть, лицо заинтересованное. Ваш вывод и сопоставления справедливы для «Оки» и для однотипных судов с паровыми машинами. Паровые установки хорошо изучены, несложны в устройстве и обслуживании. Но паровой флот неэкономичен и доживает свой век. Он заменяется судами с дизельными, турбинными установками. Вот дадут нам новое судно или, чего доброго, поставят на «Оке» дизель — тогда посмотрим, как будет загружена наша машинная команда… О капитане и штурманах, Николай Степанович, разговор особый. «Ока» сейчас вертится на ближних линиях, работает, как говорят, на коротком плече. Ходим в Западную Европу, рейсы короткие, морские переходы редко превышают десять суток. Груз, как правило, насыпной. Потому наши стоянки в портах так коротки. Конечно, штурманскому составу нелегко на таких судах. И на таких перевозках. Мы, действительно, плаваем очень напряженно. На Балтике, в Северном море, в Английском канале всегда тесно, погода дрянная… Но — погодите, Николай Степанович, вот как-нибудь выйдем в дальний рейс: Одесса — Владивосток, Мурманск — Буэнос-Айрес… Представляете? Выходим мы в широкий океан. Ни банок, ни мелководий, ни встречных судов целыми неделями. Время идет размеренно, от вахты до вахты. Всякая канцелярщина сводится до минимума и по этой причине запускается до невероятности. Капитан вылезает раза два в сутки на мостик, побалуется секстаном, поругает штурманов и снова в каюту. Или заляжет на ботдеке, подзагореть, кости погреть. Солнышко там не нашему чета… Прямо не плавание, а санаторий с сохранением среднего заработка… Но в таких рейсах — свои сложности. Так что не торопитесь в Бразилию, Николай Степанович. Помполиту в таком рейсе достается, только успевай изобретать формы и методы… разумного отдыха. А когда не хватает разумного — начинается неразумный…

— То есть?

— Ну, фильмы крутим в обратную сторону…

— Помполит разрешал?

— Не запрещал, во всяком случае. С нами хохотал, вместе. Помню, «Первая перчатка» — самая удачная была картина в обратном направлении.

— А он у вас был не того? — Николай Степанович покрутил пальцем у виска.

— Он был хороший мужик, грамотный, смелый и вежливый, — ответил Игорь Петрович с некоторым даже вызовом. — Он был совсем не того, и мы были не этого, можете не сомневаться. Пойдете в Латинскую Америку — поймете, с чем едят такие рейсы. Эти санаторные плавания могут довести до желтого дома. Мне, например, после двух месяцев уже сугробы снились, сплю и всю ночь снежки леплю, утром даже руки болят… А кочегары… Да если человек в кочегарке два раза через тропики прошел — ему надо персональную пенсию давать. Кочегарка на экваторе — филиал ада. Только чертей нет, потому что в аду все-таки прохладнее… Через три месяца плавания мы начали избегать друг друга. Тут уж ничего не поделаешь, никакое просветительство не помогает. Весь запас необыкновенных историй рассказали и прослушали. Соберемся в кают-компании на обед, отжуем свое — и на вахту или в каюту. Поверите, книга в голову не лезет, радио слушать противно, сидишь и считаешь, когда до своего порта дотащимся, когда своих увидим. Вот мы тут представителей ругаем, а в океане — хоть бы один явился, хоть самый занудливый. Мы бы его на руках носили, мы б ему заявку золотыми буквами написали — лишь бы свежий человек…