В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине - [137]
Уильям Буллит в письме из Парижа от 7 декабря 1937 г. благодарил Рузвельта за назначение Уилсона: «Я уверен, что возможность сохранения мира в Европе существенно возросла после того, как вы назначили Хью на берлинский пост, за что я глубоко вам признателен»[974].
Разумеется, в конечном счете выяснилось, что ни подход Додда, ни методы Уилсона не спасали положения. Гитлер сосредоточивал в своих руках все больше власти, все сильнее подавлял свой народ. Повлиять на гитлеровский режим могли лишь крайние меры, демонстрировавшие его неприятие Соединенными Штатами. Быть может, помогло бы «насильственное вмешательство», предложенное Джорджем Мессерсмитом еще в сентябре 1933 г. Впрочем, такой шаг был неприемлем для США с внутриполитической точки зрения: страна все глубже погружалась в иллюзию, что сможет избежать вовлечения в европейские дрязги. «Но история, – писал Клод Бауэрс, друг Додда, посол США в Испании, а затем в Чили, – навсегда запомнит, что в период, когда силы тирании мобилизовались для уничтожения свободы и демократии во всем мире, когда ошибочная политика “умиротворения” лишь помогала набивать оружием арсеналы деспотизма, когда в высшем свете и даже в некоторых политических кругах фашизм стал модным течением, а демократия всячески порицалась, – в тот период Додд последовательно выступал за наш демократический путь, честно боролся, сохранял веру, и, когда смерть коснулась посла своим крылом, его флаг по-прежнему гордо развевался»[975].
И в самом деле, невольно возникает вопрос: если геббельсовская газета Der Angriff обрушилась с нападками на Додда, когда он уже был прикован к больничной койке, действительно ли его работа была такой бессмысленной, какой ее считали его недруги? В конце концов оказалось, что Додд полностью выполнил желание Рузвельта: он стал маяком (пусть и одиноким) американской свободы и надежды в океане сгущавшейся тьмы.
Эпилог
Странная птица в изгнании
Марта и Альфред Стерн поселились в Нью-Йорке, в квартире на улице Сентрал-Парк-Уэст. Кроме того, им принадлежало поместье в Риджфилде (штат Коннектикут). В 1939 г. Марта выпустила мемуары «Глазами посольства». Власти Германии поспешили запретить книгу, что было неудивительно, учитывая, что в ней содержались некоторые наблюдения, относившиеся к вождям Рейха. Примером может служить такое: «Если бы в нацистских законах о стерилизации была хоть какая-то логика и объективность, доктора Геббельса давно бы стерилизовали»[976]. В 1941 г. она вместе с Биллом подготовила к печати и опубликовала отцовский дневник. Дети посла надеялись также издать отдельным томом его переписку. Они попросили Джорджа Мессерсмита разрешить включить в книгу некоторые его послания Додду из Вены. Мессерсмит ответил отказом. Когда Марта заявила ему, что напечатает их и без его согласия, Мессерсмит, который никогда не питал к ней особой симпатии, повел себя жестко: «Я сообщил ей: если она опубликует мои письма, неважно, у какого издателя, ответственного или безответственного, я напишу небольшую статейку о том, что мне известно о ней и о кое-каких эпизодах ее жизни, – и моя статья вызовет куда больший интерес, чем любые материалы, которые она поместит в свою книгу»[977]. Как выразился Мессерсмит, после этого «вопрос был снят».
То было бурное, захватывающее время. Война, которую предсказывал Додд, была развязана и закончилась победой. В 1945 г. Марта наконец-то добилась того, о чем так долго мечтала: вышел в свет ее роман. Он назывался «Посеешь ветер…». Судя по всему, в основу сюжета положена жизнь одного из ее бывших любовников – Эрнста Удета. В книге показано, как нацизм калечит и развращает благородного летчика-аса Первой мировой войны. В том же году Марта с мужем усыновили младенца. Они назвали его Робертом.
Марта наконец организовала собственный салон[978]. Время от времени его посещали такие люди, как Поль Робсон, Лилиан Хеллман, Маргарет Бурк-Уайт, Исаму Ногути[979]. Беседы велись интересные и правильные, и Марта невольно вспоминала чудесные вечера в доме Милдред Харнак, с которой она когда-то дружила. Впрочем, теперь воспоминания о Милдред были словно в черной траурной рамке: до Марты дошли вести, из-за которых ей начало казаться, что их последняя встреча (в Берлине) была полна мрачных предзнаменований. Она вспоминала, как однажды они сидели за самым дальним столиком в незаметном ресторанчике и как Милдред гордо говорила о «растущей эффективности» подпольной сети, которую она организовала вместе с мужем Арвидом[980]. Обычно Милдред избегала физического проявления своих чувств, но тогда после ланча вдруг поцеловала Марту.
Теперь Марта знала, что через несколько лет после этой встречи Милдред (как и Арвида, и десятки других членов подпольной организации) арестовало гестапо[981]. Арвида судили и приговорили к смертной казни через повешение. Его казнили в берлинской тюрьме «Плётцензее» 22 декабря 1942 г. Чтобы продлить мучения казнимого, палач использовал короткую веревку. Милдред заставили смотреть на казнь. Саму Милдред приговорили к шести годам заключения, но Гитлер лично распорядился провести новый суд, который вынес ей смертный приговор, и 16 февраля 1943 г., в шесть вечера, Милдред гильотинировали. Ее последние слова были:
