В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине - [138]

– А ведь я так любила Германию[982].

•••

Вернувшись из Берлина, Марта не угомонилась и еще некоторое время продолжала тайные игры с советской разведкой. Там она проходила под агентурным псевдонимом «Лиза», и можно предположить, что в ее шпионской деятельности было немало интересного, однако сохранившиеся документы этого не подтверждают. Скорее всего, эта деятельность сводилась в основном к разговорам и намекам на какие-то возможности, хотя руководителей советской разведки, несомненно, интересовали перспективы не столь эфемерного участия Марты в агентурной работе. В секретной телеграмме, отправленной из Москвы в Нью-Йорк в январе 1942 г., Марту называли «талантливой, умной и образованной женщиной», но при этом отмечали, что «необходимо постоянно контролировать ее поведение»[983]. На одного несколько более сурово настроенного советского агента ее таланты не производили особого впечатления: «Она считает себя коммунисткой и утверждает, что разделяет программу партии. На самом же деле “Лиза” – типичная представительница американской богемы, особа, вследствие своей половой распущенности готовая переспать с любым привлекательным мужчиной»[984].

Благодаря усилиям Марты ее муж также установил связи с советскими спецслужбами (под агентурным псевдонимом «Луис»)[985]. Поскольку супруги не скрывали своего интереса к коммунизму и левому делу, в 1953 г. ими заинтересовалась Комиссия конгресса по расследованию антиамериканской деятельности, возглавляемая членом палаты представителей Мартином Дайсом, и их особыми повестками вызвали для дачи показаний. Марта и ее муж бежали в Мексику, но давление со стороны федеральных властей нарастало, и им пришлось снова сняться с места. В конце концов они осели в Праге. Их образ жизни был далек от коммунистических идеалов – они занимали трехэтажную виллу из 12 комнат, держали слуг, купили новенький черный «мерседес»[986].

Поначалу Марте, считавшей себя опасной женщиной, было лестно считать себя преступницей, скрывающейся за границей. Но постепенно она начала от этого уставать. В первые годы изгнания у приемного сына Марты и Альфреда начали проявляться симптомы острого психического расстройства. Диагноз оказался неутешительным: шизофрения. Мартой овладела «навязчивая», по выражению ее мужа, идея: именно треволнения, связанные с их бегством и последующими скитаниями по свету, стали причиной болезни Роберта[987].

Марта и Альфред поняли, что Прага – чуждый им город, где говорят на языке совершенно недоступном их пониманию. «Если уж быть до конца откровенной, не сказать, чтобы нам здесь нравилось, – писала Марта одной из подруг. – Конечно, мы предпочли бы вернуться домой, но дома нас пока не примут. ‹…› Наша жизнь полна существенных интеллектуальных и творческих ограничений, к тому же мы не говорим на чешском, что создает массу неудобств. Мы чувствуем себя оторванными от мира и часто страдаем от одиночества»[988]. Она коротала время, занимаясь домашними делами и ухаживая за садом и огородом: «Фруктовые деревья, лилии, овощи, цветы, птицы, насекомые… и всего одна змея за четыре года!»

В тот период Марта узнала, что один из ее бывших любовников, Рудольф Дильс, скончался, причем совершенно неожиданным для человека, столь искушенного в искусстве выживания, образом. Проработав два года в Кёльне, он стал региональным комиссаром в Ганновере, однако вскоре его сняли с этого поста – за чрезмерную щепетильность[989]. Он устроился директором по внутренним перевозкам в одну гражданскую компанию, но вскоре был арестован во время широкомасштабной облавы, устроенной после покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. Войну Дильс пережил и даже выступал на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля обвинения. Позже он стал высокопоставленным чиновником в правительстве Западной Германии. Фортуна изменила ему 18 ноября 1957 г. на охоте. Он погиб от случайного выстрела из собственной винтовки, когда неосторожно доставал ее из автомобиля.

•••

Со временем Марта рассталась с иллюзиями в отношении коммунизма как практической основы повседневной жизни. Разочарование переросло в глубокое отвращение во время «Пражской весны» 1968 г., когда, проснувшись утром, она увидела танки, с грохотом ползущие по улице мимо ее дома, – советские войска вторглись в Чехословакию. Марта писала: «Это было одно из самых отвратительных, отталкивающих зрелищ, какие нам когда-либо доводилось видеть»[990].

Она возобновила отношения с некоторыми из старых друзей посредством почтовой связи. У нее завязалась оживленная переписка с Максом Дельбрюком. Она обращалась к нему «Макс, любовь моя», он к ней – «Моя нежно любимая Марта»[991]. Они обменивались шутками о том, что с возрастом чувствуют себя все хуже. «У меня все прекрасно, прекрасно, просто прекрасно, – сообщал он ей, – вот только легкое сердечное заболевание да небольшая множественная миелома». Он уверял, что зато благодаря химиотерапии избавился от лысины.

Что касается некоторых других знакомых мужчин, то они удостоились со стороны Марты не столь лестной ретроспективной оценки. Она писала, что принц Луи Фердинанд был «форменным ослом»