В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине - [139]
Впрочем, одна ее большая любовь теперь, видимо, горела ярко как никогда. Марта написала своему бывшему супругу Бассету (это была первая ее большая любовь из трех), – и вскоре они уже оживленно переписывались, очень непринужденно, словно им опять было по двадцать с небольшим. Они анализировали свой роман, пытаясь понять, чтó пошло не так. Бассет признавался, что уничтожил ее любовные письма, потому что понял: «Даже по прошествии времени мне было бы невыносимо перечитывать их, и еще менее я хотел бы, чтобы после моего ухода их прочел кто-то еще»[994].
А Марта сохранила его письма. «Ах, какие любовные послания!» – восхищалась она теперь[995].
«Ясно одно, – писала она Бассету в очередном письме (в ноябре 1971 г., когда ей было уже 63 года). – Если бы мы не расстались, у нас была бы яркая, наполненная, полная страстей совместная жизнь. ‹…› Но я задаюсь вопросом: долго ли ты чувствовал бы себя счастливым рядом с такой необычной, чуждой условностей женщиной, какой я была и остаюсь, даже если бы мы не столкнулись с теми трудностями, с которыми я столкнулась позже. Но я не жалею: мне выпали радости пополам с печалью, плодотворное бытие и красота вперемешку с потрясениями! Я любила тебя, и Альфреда, и еще одного человека – и продолжаю любить. В общем, ты когда-то любил странную птицу и даже был на ней женат. И она по-прежнему весело щебечет»[996].
В 1979 г. Федеральный суд США снял (хотя и не очень охотно) с Марты Додд и Альфреда Стерна все обвинения в связи с недостаточностью доказательств и смертью свидетелей[997]. Супруги жаждали вернуться в Америку и уже обдумывали возвращение, как вдруг сообразили, что остается еще одно препятствие. Все эти годы, проведенные в изгнании, они не платили налогов. Накопилась колоссальная задолженность, мешавшая им въехать в США.
Они подумывали о том, чтобы перебраться куда-нибудь еще (может быть, в Англию или Швейцарию), но возникла новая помеха, самая труднопреодолимая из всех: старость.
К этому времени возраст и болезни серьезно сказались на том мире, каким его помнила Марта по былым годам. В октябре 1952 г. умер от рака Билл Додд, оставив жену и двоих детей[998]. После Берлина он много лет кочевал с одной работы на другую и в конце концов осел в Сан-Франциско, где трудился продавцом в книжном отделе универмага Macy’s. Во время скитаний его левые взгляды привлекли внимание комиссии Дайса, которая объявила его кандидатуру «неподходящей» для службы в федеральных органах власти (он тогда служил в Федеральной комиссии по связи). После его смерти Марта осталась последней из семьи Додд. «Билл был отличный парень, прекрасный человек, очень добрый, ему довелось пережить много разочарований и страданий, может быть, даже слишком много, – писала Марта первой жене Билла, Одри. – Мне его ужасно не хватает, без него так пусто и одиноко»[999].
Квентин Рейнольдс скончался 17 марта 1965 г., в не столь уж преклонном возрасте – ему было 62 года. Путци Ханфштангль, чьи внушительные габариты, казалось, уже сами по себе делают его неуязвимым, ушел из жизни в Мюнхене 6 ноября 1975 г. Ему было 88 лет. Зигрид Шульц, «чикагский дракон», умерла 14 мая 1980 г. в возрасте 87 лет. А Макс Дельбрюк (вероятно, с новой роскошной шевелюрой) скончался в марте 1981 г. Теперь больше некому было храбриться и писать Марте, что «все отлично». Ему было 74 года.
Уход многих близких, друзей и знакомых печалил Марту и заставлял ее задумываться о серьезных вопросах. В марте 1984 г., когда ей было 75, а Стерну – 86 лет, она писала одной из подруг: «Как ты думаешь, где нам следовало бы умереть, если бы мы могли выбирать? Здесь или за границей? Разве тому из нас, кто останется жить, будет легче, если придется сидеть здесь в одиночестве, предаваясь мучительным воспоминаниям? Может быть, лучше уехать куда-нибудь к черту, на новое место? Или отправиться туда вместе и потом скорбеть там, грустить о несбывшихся мечтах, почти или совсем без друзей, в незнакомом окружении, но все-таки имея в запасе несколько лет, чтобы обустроить за границей какой-никакой дом?»[1000]
Марта пережила мужа. Стерн умер в 1986 г. Она осталась в Праге, хоть и писала друзьям: «Мне нигде не может быть так одиноко, как здесь»[1001].
Она умерла в 1990 г., в возрасте 82 лет, – не то чтобы героическая личность, но, несомненно, женщина с принципами, оставшаяся непоколебимой в своей убежденности, что поступала правильно, помогая Советам в борьбе с нацистами, когда почти весь мир не хотел ничего предпринимать. Она умерла, по-прежнему балансируя на опасной грани: странная птица в изгнании, вечно обещающая, флиртующая, вспоминающая былое, после Берлина неспособная успокоиться в роли hausfrau[1002], нуждающаяся в том, чтобы снова и снова чувствовать себя личностью яркой и значительной.
А Бассет, старый верный Бассет, пережил Марту на шесть лет. Он простился с великолепным лесным темно-пунцовым буком, росшим на заднем дворе его дома в Ларчмонте, и переселился в квартиру в Ист-Сайде на Манхэттене, где мирно скончался в возрасте 102 лет
