В полдень, на Белых прудах - [47]

— Узнаем! Все впереди еще.

— Во-во, надейся и жди!

На станции их ждал сюрприз. Танечка ходила возле вагона и нервничала. Уж если сразу не повезет, говорила она, то все — до конца так.

— Что случилось? — допытывался у нее Ванька.

— Что случилось, что случилось… Плохо — вот что!

— Так ты же и объясни, чего резинишь? — И тут Ванька догадался: — Иван Данилович сказал что-то, да?

— Да, Иван Данилович, — расстроенно протянула Танечка.

Ванька пораздумывал.

— Что он тебе сказал, говори! — подступил он неожиданно к Танечке.

— Разгружать воздержаться пока, уголь от насыпи убрать. Наш вагон временно поставят на другой путь, чуть позже, правда, они его на место вернут, но прежде по нашей колее какой-то вагон с оборудованием пропустят, тот вагон как будто тоже требуется срочно освободить. Это все понятно, конечно, что срочно, но как мы потом будем, в три дня не уложимся, тогда штраф большой придется платить. Вот какое непростое дело.

— Так, та-ак, ясно, — Ванька опять что-то прикинул про себя. — А-а, ладно, коль пошла такая пьянка — режь последний огурец! — Он махнул рукой и куда-то было собрался бежать, но его вдруг остановил Кряжистый.

— Ты куда? — спросил он.

— Как — «куда»? К Ивану Даниловичу.

— Не ходи.

— Почему?

— Бесполезно.

— Объясни.

— Долгая песня.

— И все же.

Кряжистый молчал.

— Что-то же надо делать, — обеспокоенно проговорил Ванька. Он повернулся к Танечке: — Иван Данилович что, категорически запретил разгружать или как?

— В том вся и печаль, что категорически.

— А сам он сейчас где? Там, в конторке?

— В конторке его нет.

— Где же он?

— Сказал: едет в райком, будет позже.

— В райком? А кто он такой, что по райкомам разъезжает? — полюбопытствовал у Танечки Ванька.

Вместо Танечки ответил Кряжистый:

— Шишка на ровном месте — вот кто такой.

— Ну это… — Ванька приподнял руку. — Я хочу точно знать.

— А точно тебе никто не скажет.

Ванька обозлился.

— Мне больше всего нравится, — обращаясь к Кряжистому, сказал он резко, — когда ты разговариваешь так!

— А как я разговариваю? — в свою очередь посмотрел тот на Ваньку.

— Ну-у, вокруг да около…

Кряжистый задумался. Через минуту поманил к себе пальцем Ваньку. Тот подошел к нему:

— Чего тебе?

— Отойдем в сторону, разговор имеется.

— Отойдем, — согласился Ванька.

— Иван Данилович, — шептал на ухо ему Кряжистый, — бывший заместитель председателя райисполкома, недавно ему дали под зад коленкой. Суровый, слышал я о нем отзывы, человек.

— За что же его это? — перешел на шепот и Ванька.

— За что? — Кряжистый усмехнулся: — За что у нас в последнее время многих начальников по горбу мешалкой, не догадываешься?

Ванька отрицательно покачал головой и переспросил:

— За что?

— А за взятки те самые. Взятки они берут.

У Ваньки и волосы дыбом встали. Погоди. Погоди, подумал он, что-то этот Кряжистый не того, не под него ли, случаем, сейчас подкоп ведет, не под Ваньку, вдруг… Не-а, тут же отошла эта мысль, откуда ему известно, что он, Ванька, сидел в колонии именно за это, кто ему рассказать успел?

Ванька успокоился:

— Значит, говоришь, Иван Данилович с должности из-за взятки скопытился, да?

— Из-за взятки.

— Ты с ним потому и разговаривать не желаешь, что он раньше высокий пост занимал, да?

Кряжистый взвился:

— Ты чего? Ты что, следователь? Чего, спрашивается, с меня допрос снимаешь?!

— Не кипятись, не кипятись. Охолонь.

Танечка, двое мужиков и Леня стояли в стороне и поглядывали на них, гадали, наверное, о чем они говорят.

— Так из-за этого? — повторил вопрос Ванька.

— Года два назад, — принялся рассказывать Кряжистый, — я поехал в райисполком, дочке паспорт нужно было выписать, она собралась учиться. Прибываем мы вместе с ней в Разбавино, идем туда, куда надо. Интересуюсь у женщины: паспорт дочери можно выписать? Говорит: нет. Почему? Отвечает: выписка паспортов временно у них запрещена. И указывает на дверь: можете зайти к зампреду РИКа Ивану Даниловичу Пузикову. Я туда с дочкой. А мне: постойте, мужчина, тут очередь. Заняли, значит, очередь. Дождались, зашли к нему. Нет, говорит. Разговаривать даже не хочет. Категорически заявляет. Как же быть, спрашиваю. Ждать! Сколько? Не знает, может, год, может, два, время покажет. Выходим из райисполкома — дочка в слезы, естественно, рев-перерев. Говорю ей: успокойся, придумаем что-то. Не поедешь учиться, поедешь в гости к моему двоюродному брату, я понимаю: тебе не учиться — тебе покататься остро захотелось. Она еще больше голос подает. А тут на глаза попадает женщина из приемной, стоит и ждет как бы чего-то. Это я задним числом сообразил: у них такой договор был, зампред от ворот поворот людям показывает, а она потом им своеобразную услугу, подсказывает выход из положения. Вот и я подскочил к ней и говорю: выручайте, ничего не пожалею, все отдам. Она и скажи: всего-то пустяков, двести рубликов и будет стоить моей дочери паспорт, так что раздумывать нечего. Я и не раздумывал, с радостью отдал двести рэ. Но меня предупредили потом: никому ничего, не дай бог. Зампред сгорит, сгорят тогда и его «кредиторы». Зампред, вишь, — подчеркнул Кряжистый, — сгорел, да не совсем, тут вот, на станции, пересидит временно и опять на повышение, а нам, простым смертным… Потому и не хочу на глаза ему попадаться, увидит… Ну его!