В полдень, на Белых прудах - [45]

Кряжистый, насупив брови, приподнялся горой:

— Это кто ж дурак? Это я-то дурак?

Ванька увернулся лихо, сообразил, молодец:

— А разве я о тебе говорил? — И повернулся к мужикам: — Скажите, я о нем говорил? Танечка, скажи: о нем? Во-от, я вообще… А вот ты как раз, — пошел вдруг Ванька в наступление на Кряжистого, — конкретно. Ну подтвердите, мужики, факт? Танечка, факт?

В дело вмешался наконец водитель:

— Кончайте, хлопцы, базар. На самом деле ехать пора. А то мы вместо трех дней неделю на станции проторчим.

— А коль вот с такими говорунами свяжешься, — подал голос Кряжистый, — и в неделю не вберешься.

Ванька промолчал, сделал вид, будто не услышал. Забрался в кузов, подняться ему помог парнишка, и машина тронулась.

2

На станции они долго не работали, Танечка никак не могла оформить документы, что-то у нее не клеилось там. На помощь ей пошел Ванька.

В конторке, где решала вопросы Танечка, сидело трое: мужчина и две женщины. Мужчина преклонных лет, женщины моложавые. Одна из них, заметив в дверях Ваньку, чему-то улыбнулась и тут же, наклонившись к соседке, а стол той стоял рядом, что-то шепнула, после чего соседка тоже улыбнулась. Его это несколько смутило, потому он заговорил не сразу, немного постоял.

— Ну что тут, Танечка? Чего задерживаемся?

— Да вот, — Танечка указала глазами на мужчину, — Иван Данилович накладную на разгрузку не выдает, подпись на нашем документе ему показалась сомнительной.

— О! — воскликнул радостно Ванька и посмотрел на мужчину. — Тезка мой! Меня, кстати, тоже Иваном зовут. — Он подошел к столу, за которым сидел Иван Данилович, и протянул ему руку. — Будем знакомы. Ну надо же, одни Иваны, куда ни пойдешь и ни поедешь, — продолжил он. — В Разбавино Иваны, в Кирпилях Иваны, в Заречном Иваны, я был в колонии — и там… — Ванька осекся — вот е-мое! Опять его дернул бес за язык. — Ну, — вывернулся он, — овощи туда возили из Заречного, в колонию, так и там Иваны нашлись.

Но как бы там ни было, сказанное им, по-видимому, сработало в лучшую сторону, потому что Иван Данилович, покряхтев-покряхтев, все же выдал накладную на разгрузку угля.

— Ладно, — смилостивился он, — еще раз поверю, но больше нет, лучше с такой подписью и не приезжайте.

— А с какой же приезжать? — беря накладную, уточнила Танечка.

— С настоящей.

— А она и эта настоящая, я же вам полный час твердила.

— Ну ладно, ладно, идите, — кивнул Иван Данилович.

Ванька поклонился ему благодарно:

— Вот что значит — тезка. Тотчас уважил. Милости просим к нам в гости, ждем к нашему шалашу.

— Это куда же? В колонию, что ли? — съязвил Иван Данилович.

Женщины хихикнули.

Ваньке и самому стало смешно от этого вопроса.

Он хохотнул, затем через минуту ответил:

— Нет, почему же, не в колонию, в Заречный к нам.

— Спасибо, — уже спокойно сказал Иван Данилович. — Как-нибудь воспользуемся.

Они начали разгружать, а Танечка поехала договариваться насчет ночлега. Где-то же им отдыхать надо, не будут же они вкалывать круглые сутки, верно? Когда она уезжала, Кряжистый опять ввернул: чтобы, мол, не забывала и о себе, номерок в гостинице отдельный заказала, вдруг кто на огонек забредет. Танечка ответила ему резко: надоел он со своими плоскими шуточками, жене пусть лучше такое говорит. А Ванька тут же намотал на ус: с голосом баба, и похвалил ее про себя: молодцом! Так Кряжистому, так!

Часа два потом они проработали активно, пооткрывали люки, высыпали часть угля через них. Все легче. А после от насыпи поперебросают лопатой — своеобразный конвейер. Командовал всем этим Ванька, опыт у него по разгрузке вагонов огромный, ему, значит, и карты в руки. Спустя часа два устроили перекур.

— Обмокрели все, — судорожно хватая воздух, произнес Кряжистый. — Ухайдокались. — Он отошел от насыпи, постоял; чуть дальше высилось небольшое деревцо, Кряжистый направился к нему.

Вскоре подошли туда и остальные.

— Чего нашего экспедитора не отпускали? — поинтересовался Кряжистый у Ваньки.

— Танечку? Подпись мужику не понравилась.

— Это кому, Ивану Даниловичу?

— Ну. А ты чего, — посмотрел на Кряжистого Ванька, — знаешь его?

— А кто его не знает.

— Чего ж с Танечкой не пошел? Уже бы давно разгружали, уже бы сделали больше.

— А ну его, — махнул рукой Кряжистый, — противный мужик. Я с ним базарить не могу.

— А с кем можешь? — Ванька опять заедался. И говорил же себе: не лезь на рожон, веди себя спокойно, как другие, другие вон помалкивают, сопят в две дырочки — и в ус не дуют, эти и живут долго, и сами ни кляты ни мяты. Говорить говорил, а сделать этого никак не мог, точно спичка: чирк ее — она и вспыхнула, так и он.

Но Кряжистый, похоже, на этот раз не реагировал на его колкости.

— Со всеми могу, — сказал он спокойно, но жестко, — и с ним могу. Только не хочу.

Ванька понял: Кряжистый распространяться не станет, чего он не желает говорить с Иваном Даниловичем, и бросил на него давить.

Он тут же перевел взгляд на парнишку:

— Ну как самочувствие, ничего?

Тот тряхнул чубом:

— Живо-ой пока.

— Ты, — подсказал ему Ванька, — не того, не очень напирай на работу, млад еще тяжелое ворочать.

Кряжистый с ним не согласился:

— Коль работать пошел — пускай ворочает. Деньги что нам, что ему платят одинаковые. — Он помолчал. — И вообще, ему говорить о том нельзя, чтоб он не очень старался, он и без того еще волынить научится. Молодые сейчас ушлые, чего-чего, а работать их здорово не заставишь.