В полдень, на Белых прудах - [46]

— А я ведь не об этом, — оговорился Ванька. — Стараться как раз надо, слов нет, а вот надрывать себя не следует, еще жить да жить, успеется. А он… Тебя как зовут-то? — сообразил наконец спросить Ванька у парнишки.

— Леонид.

— Леня, значит. А вот Леня, — продолжил он, — чересчур ломовал на угольке, я видел это.

— Я тоже видел. — Кряжистый переглянулся с двумя другими мужиками. — Ну и что? Нам поскорее разгрузить надо.

— Это точно, — кивнул Ванька. — Ну, а раз так, айда тогда дальше работать, мужики?

— Айда, — не стал возражать Кряжистый и поднялся.

За ними пошли все.

После обеда приехала Танечка.

— Обрадую вас, — сказала она и счастливо улыбнулась. — в Доме колхозника нам выделили комнату. Так что крыша над головой есть.

Мужики переглянулись.

— Ты с нами тоже? В одной комнате? — Кряжистого почему-то больше всего волновал именно этот вопрос.

Танечка посмеялась:

— Ну что вы, я боюсь вас, вон вы какие.

— А ты? — подчеркнул Кряжистый. — Ты тоже ничего, женщина мощная.

Танечка скривила губы.

— Я не мощная, я крупная, — внесла она незначительную поправку.

— Какая разница? — развел руками Кряжистый.

— У кого больше, тот и дразница! — уела его Танечка и сообщила: — Я у подруги переночую, мы с ней вместе когда-то в школу ходили. Она сама из Заречного, вы ее должны помнить. Нюра Южикова, а в Разбавино она замуж вышла. Сейчас тут и живет.

До вечера мужики ломанули еще. В Дом колхозника они пришли все черные, в угле, точно шахтеры, одни глаза да зубы блестели.

— Сейчас бы баньку, — заметил Кряжистый.

— А после баньки Маньку, да? — вставил неожиданно Ванька.

Мужики хохотнули.

— Можно бы и Маньку, — поддержал разговор Кряжистый, он уже маленько пообмяк, ну, как бы привык к Ваньке, что ли. — Да, боюсь, не угожу нынче ей.

— Чего ж так?

— Силы поиссякли. Это бы лет этак пять-десять назад, тогда можно. Тогда я в этом деле меры не знал, какая сама просилась, такую и брал.

— Такой, значит, смелый был, да?

— Какой? — не понял Кряжистый, однако уже насторожился, чувствовал: опять что-то, видимо, не то сказал.

— Ну, брал, которая просилась, а которая не просилась, но собой была хороша, как с той поступал?

Кряжистый вздохнул облегченно: слава богу, на этот раз обошлось без подковырки.

— И эту брал, не требовал.

— Ну, а если, к примеру, эта не шла, — продолжал гнуть свое Ванька, — отказывалась, что делал тогда?

— Плевал на нее.

— Так просто брал и плевал?

— Да не брал я и не плевал… Тьфу ты, заморочил мне мозги! Вот говорун, вот говорун! Сам говорун, но таковских еще не видывал!

Ванька усмехнулся:

— Ты Матвея Егоровича Добрикова из Кирпилей, случаем, не знаешь?

— Добрикова? Это который у нас в Заречном работал? Чего ж, знаю. — Кряжистый воскликнул: — А-а, вон ты у кого научился! О-о, то еще тот трепач!

Ванька посерьезнел:

— Он как раз не трепач, он человек хороший, порядочный.

— Ты за слово не цепляйся, — пошел на попятную Кряжистый, — я хотел другое сказать: он такой же гомотун, как и ты, его не перебрехать.

— Это иное дело.

Они вскоре пообмылись, поужинали.

Спали потом как убитые.

Утром разбудила их Танечка.

— Мальчики! Мальчики! Солнце уже высоко, а вы все лежите, дрыхнете еще.

— Солнце высоко, небо далеко! — пропел Кряжистый и потянулся в сторону Танечки.

Та замахала руками:

— Ну. Ну. Не нагоняй на меня лень, я и так ленивая.

— А я, возможно, на тебя не лень нагоняю, а что-то другое, — с явным намеком проговорил Кряжистый. Он приподнялся, сел на кровати. — Хочешь, Танечка, я тебе один анекдот расскажу?

— Какой?

— Детский.

— Ну, если детский, — согласилась легко Танечка, — давай, возражать не стану.

— Ну вот, значит, — выдержав паузу, заговорил Кряжистый, — жила-была девочка, как ее звали, не помню, да и дело не в том…

— Погоди, — перебила Кряжистого Танечка, — это не анекдот уже, это сказка.

— Нет, это чистый анекдот, — возразил тот. — Ну слушай. И вот спала девочка, как и мы перед твоим приходом, крепко спала, тут в окно заглянуло солнышко и пробудило ее. Она приподнялась, села на кровати и… знаешь, что она сказала?

— Что? Не знаю.

— Правда не знаешь?

— Правда.

Кряжистый повернулся в сторону Ваньки, посмотрел на того вопросительно: говорить или не говорить? Ванька молчал, он сам хотел знать, что сказала девочка. Но уже предполагал, что Кряжистый брякнет что-то такое, от чего Танечке станет не по себе.

— Ну и вот, значит, девочка приподнимается на кровати, потягивается и говорит: «Эх, музыка бы сейчас!»

— Тьфу на тебя! — Танечка шарахнулась в сторону. — Вечно у тебя про это анекдоты.

— Так у кого что болит, Танечка, тот про то и глаголет — вечная истина.

— У нас одна истина: вагон разгрузить нужно, поняли?! — Танечка обращалась уже ко всем.

Кряжистый усмехнулся:

— А мы тебе про что? И мы про вагоны.

— Про какие вагоны? Я вам про один говорю.

— А нам, Танечка, одного мало, мы побольше хотим.

Мужики грохнули от смеха.

— А ну вас, балабольщики, — махнула она. — Я вас на станции подожду, одевайтесь быстрее, — и вышла из комнаты.

— Это ей в отместку, — подчеркнул Кряжистый, когда Танечка скрылась за дверью. — Это за «дразнится».

— А ты злопамятный, оказывается, — то же самое сделал и Ванька.

— Еще какой, меня знать надо!