В полдень, на Белых прудах - [44]

Ванька посмотрел на него вопросительно:

— Вагон? Это примерно тонн пятьдесят.

— Пятьдесят и есть, — согласно кивнул Филипп.

— А сколько нас?

— Вот вы как раз… Сколько вас? Пятеро. Значит, впятером и будете разгружать.

— Впятером? Ну что ж, впятером так впятером, — рассудил Ванька. — Мы в колонии иногда и вдвоем разгружали. Неделю целую возились.

Филипп стрельнул в него глазами. Мужики тоже этак покосились удивленно.

— Но мы, наверное, за один день не управимся, Филипп Александрович. Три дня уйдет, как минимум.

— Вам командировочные выплатят.

— Да не в них дело, — объяснил Ванька. — Я нынче домой не вернусь, там знаете какой переполох поднимут, ни в сказке сказать, ни пером описать.

— А-а, — сообразил Филипп Ненашев. — Понятно. — Он пораздумывал. — Ну тебе с этим поможем, я у директора легковую попрошу, ты на ней смотаешься домой и предупредишь своих: так и так, пойдет?

— Пойдет.

— Ну и хорошо. Значит, условились. А вы, — завотделением повернулся к мужикам, — тоже своим дома скажите: едете на станцию уголь разгружать, как минимум три дня там пробудете.

— Скажем, скажем, Филипп Александрович, — ответил за всех кряжистый, лет этак около пятидесяти дядечка.

Мужики и парнишка ушли. Остались Ванька и Филипп Ненашев.

— Ты вот что, дружок, — чуть выждав, заговорил завотделением, — ты про колонию вспоминать брось. Ты не замечаешь, тем самым отпугиваешь от себя людей. Вон как все шарахнулись, когда ты такое заявил.

— Правда? — наивно уточнил Ванька. Он усмехнулся: — А я, между прочим, на это и внимания не обращаю, привычно как-то.

— Это тебе, а нам…

— От тюрьмы и от сумы, Филипп Александрович, меня учили, зарекаться никогда не следует.

— Но-но! — поднял палец завотделением. — Не каркай!

Ванька опять усмехнулся:

— Тьфу! Тьфу! Не буду больше, Филипп Александрович, ей-богу, завязал язык.

— Вот, завяжи и ходи, — согласился Филипп. — Говорить, конечно, говори, но знай меру. Помни это.

Директор дал «Москвич», и Ванька смотался в Кирпили и предупредил тетку Ульяну, что едет на станцию разгружать уголь. Та поворчала: вот, начинается, работал бы в колхозе, сидел бы на месте, а тут по командировкам станет мотаться, но Ванька ее успокоил: ничего, все будет в норме, пусть не волнуется, он все прошел, Крым и Рим и медные трубы, а это мелочь, тьфу — и разгрузка угля, и трехдневная командировка.

Когда он вернулся в Заречный, мужики собрались снова возле теплиц и теперь уже поджидали его.

«Москвич» подкатил, Ванька открыл дверцу, выставил сначала вперед негнущуюся ногу и, подпрыгнув как бы, выскочил из машины.

— Ты как большой начальник, — подковырнул его Кряжистый. — Только бы вот комбинезончик на сюртук сменить.

Ванька принял его тон:

— Между прочим, начальники в лагерях, а тут руководители.

— В каких лагерях? — не поняв, переспросил парнишка.

— Не в пионерских, конечно, — ответил Ванька и засмеялся.

Мужики тоже похохатывали вместе с Кряжистым. Лишь парнишка наивно хлопал глазами.

Парнишке всего, наверное, лет шестнадцать-семнадцать. Волосы у него ежиком, красновато-бурые, на щеках веснушки, их немного, но они бросаются в глаза. Куда же ему уголь разгружать, подумал Ванька, он же еще малой, пуп может надорвать, чего, желать никому нельзя, впоследствии тяжело придется. Кому охота корчиться, вздымать глаза к небу и ойкать от острой боли! Э-э, чего там! Но и совать свой нос в чужой карман, рассудил про себя Ванька, вроде бы тоже не с руки, тем более что сам только пристроился на работу. И он промолчал.

Вскоре к ним подкатила грузовая машина, накрытая тентом, они забрались в нее и поехали. Из мужиков в кабину никто не сел — в ней уже восседала этакая крупнотелая грудастая женщина с ярко накрашенными губами.

— Это наша Танечка, — представил ее шофер Ваньке, когда только подъехал. — Экспедитор. Документы на станции будет оформлять. Ну и прочее.

— Очень приятно, — в ответ сказал Ванька и протянул Танечке свою руку.

— Она у нас, кстати, холостая, — уже с машины кричал Кряжистый, — и ты холостой. Какой напрашивается вывод?

— А тебе откуль известно, что я неженатый? — поднял голову Ванька.

— А сказка просто сказывается: коль хромой, значит, холостой.

Ваньку, похоже, это задело.

— Значит, говоришь: я хромой, да? — Он обдумывал, как уязвить Кряжистого.

— Хромой, — подтвердил тот.

— Значит, говоришь: неженатый?

— Неженатый.

Тут вдруг парнишка выкрикнул, боясь, видимо, что мужики могут схлестнуться:

— Ехать пора, чего стоим?!

— Погоди, сейчас, — отозвался Ванька. Он повернулся к экспедитору: — Танечка, ты во-он того, — ткнул пальцем, — типа хорошо знаешь?

Танечка выглянула из кабины, посмотрела:

— Ну знаю.

— Скажи, у него есть жена?

— Есть.

— Ну правильно, так и думал, — загадочно проговорил Ванька.

Мужики сверху, Танечка из кабины с любопытством посмотрели на него.

— И о чем ты думал? — не выдержал, поинтересовался Кряжистый.

— А о том, — тут же ответил Ванька, — что бабы хромых за мозги любят, иначе, дураков, а умных десятой дорогой обходят. Наверное, спросишь, чего? Отвечу: с дураками жить легче. Потому, парниша, я и холостой.

Ванька предположил: сейчас он выдаст — мужикам сразу сделается весело, ан ничего подобного, те молча ерзали по скамейке.