В поисках Голема - [24]

— Не люблю кладбища, — вздохнул Ашер.

— А кто их любит? — удивилась я. — Никогда не понимала экскурсий по Пер-Лашез или Новодевичьему в Москве. Но мы идем с тобой искать голубков, и интуиция мне подсказывает, что найдем мы их именно там.

* * *

Оказалось, что на кладбище попасть не так-то просто. Входной билет в пять синагог плюс кладбище стоил триста крон, что-то около пятнадцати долларов. На наше счастье первая же синагога называлась Майзеловой, так как ее построил   финансист и банкир Мордехай Майзель. 

Сразу же около входа я прочитала на английском языке следующее жизнеописание Майзеля: «Будучи восемнадцатилетним парнем, Мордехай Майзель участвовал в чешском восстании 1547 г против иноземного короля Фердинанда I. Однажды он оказался в лесу, где услышал стоны умирающего человека, раненого наемниками. Юноша помог ему, перевязал раны, но тот скончался, успев перед смертью назвать Майзелю свое имя и место, где он зарыл клад. Причем условием умирающего было выстроить храм на эти деньги. Майзель выкопал клад, вернулся домой и выстроил в еврейском квартале большую синагогу. Оставшиеся от клада деньги он выгодно вложил в дело и разбогател».

Самое интересное в этой истории то, что звали умирающего незнакомца Шедаяр — именно так было написано по-чешски и по-английски. Имя, как имя, напоминает старинное славянское имя Кудеяр, принадлежавшее былинному разбойнику.

— Как тебе это? — я показала Ашеру табличку с жизнеописанием.

— Класс! — восхитился он.

Ашер, в отличие от туристов со всего мира, гуляющих по синагоге, знал иврит, а на иврите «шед-аяар» — это леший. Не человека повстречал Майзель в лесу.

В витринах синагоги под стеклом лежали старинные еврейские книги. Я стала читать. Не смущала ни затейливая вязь рукописного шрифта, ни старинные обороты речи — было приятно осознавать, что по сравнению с другими туристами, черпавшими информацию из табличек с пояснениями, мне понятно то, что написано в этих книгах, вышито на субботних скатертях и праздничных гобеленах. А какие засаленные уголки у этих книг! Их перелистывали не годы — столетья! По этому поводу мне даже вспомнился диалог из «Шерлокианы»: «— Холмс, почему невозможно найти ни одной средневековой еврейской книги в приличной сохранности? — Элементарно, мой дорогой Ватсон, все эти годы их читали».

Я чувствовала, что я на правильном пути и дрожала, как гончая, выскочившая на охоту. И когда я увидела фотографию надгробия на могиле Майзеля, то вскрикнула:

— Ашер, смотри! — на надгробии четко виднелись два целующихся голубка, точь-в-точь, как на черновике Иосифа Маркса.

— Идем немедленно!

— Подожди, я спрошу у смотрителя, где находится эта могила, а то мы будем долго искать.

Очень странное, мистическое ощущение: вся Прага залита ярким весенним солнцем, а на старом еврейском кладбище — полумрак и прохлада. Все вокруг выкрашено в две краски: серые — надгробья, и зеленые — листва и трава. Других цветов нет, птицы не щебечут — вокруг сумрак и прохлада. На камнях белеют записочки, придавленные монетками или камушками. Я покопалась в кармане, выудила две мелкие монетки и положила их на ближайшее надгробие.

Могилу Майзеля мы отыскали быстро, благодаря четким описаниям смотрителя. Действительно, были два голубка и надпись: «Здесь похоронен банкир и финансист, сделавший для пражской общины то, что не сделал никто другой».

Вытащив фотоаппарат, в котором еще оставалось несколько кадров, я сфотографировала надгробье с разных сторон.

— Слушай, Валерия, — Ашер потянул меня за руку, — пойдем, загадаем желание на могиле бен-Бецалеля.

Говорят, что все желания, которые загадываются на могиле знаменитого раввина, исполняются, причем с абсолютной точностью. Но исполняется не то, о чем мы просим мысленно или вслух, а то, чего мы хотим по-настоящему, то, что находится глубоко в подсознании, и в чем мы сами порой боимся себе признаться. Поэтому и нельзя никому признаваться, что же ты попросил у рабби Лёва.

Я мучительно раздумывала, что мне напоминает эта ситуация? Конечно же, Зону из «Пикника на обочине» Стругацких: «— Врешь, врешь, — добродушно сказал Рэдрик. — Ты, браток, учти: Золотой шар только сокровенные желания выполняет, только такие, что если не исполнится, то хоть в петлю!» Мне не хотелось быть сталкером, поэтому я поостереглась писать записочку. Зачем что-то просить, если и так обо мне им все известно. Я постояла рядом, погладила серо-розовый камень саркофага и отошла в сторону, уступив место говорливой даме-экскурсоводу, окруженной толпой школьников. Слово «Голем» в ее исполнении резко выделялось своей протяжностью на фоне отрывистой немецкой речи.

 Сзади напирали туристы, я в последний раз оглянулась и вышла с кладбища, на котором собрались в скученности 200 тысяч захоронений под 12 тысячами могильных плит. На улице продавали кукол-марионеток, изображавших хасидов, и глиняных големов, внутрь которых надо было вставлять свечку, отчего глаза голема полыхали огнем.

— Ашер, у меня пленка закончилась в фотоаппарате, пойдем в проявку.

— Может, не надо? Приедем домой, я сам тебе все сделаю.

— Нет, спасибо, я хочу посмотреть, что получилось на кладбище.