В поисках Алибранди - [36]

 Зайдя, я рассказала маме про Джейкоба и Майкла.

Я побаивалась ее реакции по обоим пунктам. Что, если из-за Джейкоба она никогда больше не отпустит меня на свидание? Не ранит ли ее то, что я вижусь с отцом? Не будет ли ей больно оттого, что я буду на него работать?

Вместо этого она меня обняла, и мы ненадолго прильнули друг к другу.

— Ты была в него влюблена? — спросила я, когда мы сели на ковер перед телевизором.

— Насколько вообще можно влюбиться в шестнадцать лет.

— Мне семнадцать. И я способна на такую сильную любовь, что она может довести до самоубийства.

— Ты можешь стать великой шекспировской актрисой, Джози, столько в тебе драматизма.

— Он производит впечатление, — проговорила я, наблюдая за мамой. — К тому же наговорил про тебя много хорошего. Он не понимает, как милая леди вроде тебя сумела воспитать такую дочь.

— О, хорошо. По крайней мере, он не тешит твое самолюбие.

— Помнишь тот вечер, когда ты пошла на свидание с Элвисом Пресли?

— Полом Пресилио, — поправила мама.

— Ну, я подумала, что ты потрясающе выглядишь, но не хотела произносить это вслух, так злилась, что мясной пирог не прокатил.

— Именно так мы собираемся оправдывать ту истерику? — улыбнулась мама.

— И я считаю, ты многим женщинам можешь дать сто очков вперед.

— Почему бы тебе не пойти спать? — сказала она, целуя меня.

Я крепко ее обняла.

— Жизнь может быть такой восхитительной, мама. Я знаю, что может.

— Она довольно неплоха.

—  Спасибо, что разрешила мне сегодня  сходить на свидание.

— Но ты понимаешь, почему я колебалась, Джозефина? Ты полвечера провела в одиночестве на улицах. С тобой могло случиться все, что угодно. Ты понимаешь, что я имею в виду, говоря, что никто о тебе не заботится так, как я?

— Да, — честно ответила я. — Может, мне это и не нравится, но я понимаю.

Перед сном, лежа в постели, я думала о Джейкобе Куте. В глубине души я очень хотела, чтобы он позвонил и извинился. Стыдно признаться, но я три раза вставала проверить, правильно ли лежит на рычаге трубка. После полуночи я махнула рукой и пошла спать, думая о маминых словах и молясь, чтобы «довольно неплохой» жизни нам всем было достаточно.

Глава четырнадцатая

Чуть набив шишек, я освоилась в «Макмайкл и сыновья», и дела пошли на лад. Я ездила на автобусе из школы в контору три раза в неделю. Такое облегчение — не напяливать макдональдовскую униформу и не терпеть всяких психов. Адвокаты в «Макмайкл» милые, хотя не совсем в моем вкусе. Шутки, над которыми они покатываются, совсем несмешные.

Пару раз я видела Джейкоба Кута. Однажды он ехал в школьном автобусе, а в другой раз был в кафе «Харли» в Дарлинг-Харбор, и у него на коленях восседала девица в униформе длиной с футболку.

Но на тот момент моей самой большой проблемой был Джон Бартон. В понедельник днем я шла в библиотеку Сиднейского университета и столкнулась с ним. Он выглядел нерешительным и подавленным, и я задумалась: а вдруг Джон решил, что нам не стоит дружить. Сделав крюк, мы пошли в кофейню, и он начал опускать мое настроение до уровня плинтуса. Это было в сто раз хуже ночи дебатов. Судя по всему, Джон сильно потерял в весе, что ему вообще было противопоказано. Его глаза всё время блуждали, и, не знай я его так хорошо, то поклялась бы, что он под кайфом. Не знаю, из-за Джейкоба ли, но меня уже не тянуло к Джону, как раньше.

— Ненавижу эту дерьмовую жизнь, — ни с того, ни с сего выпалил он, пока мы сидели в кофейне.

Я посмотрела на него, не зная, что ответить. То есть жизнь, конечно, не клубника со сливками, но и дерьмом я бы ее не назвала.

— В чем дело?

Джон потряс головой и сжал губы в тонкую линию.

— Отец был дома, когда я пришел сегодня днем. Проверял мою почту. Он владеет моей жизнью, так что, само собой, уполномочен и почту смотреть, — горько выплюнул он. — Я не выиграл олимпиаду по математике. Даже в первые пять процентов не попал.  Проклятая Сиднейская грамматическая школа снова всех уела.

— Да подумаешь, Джон. Это не конец света.

Он прикрыл глаза ладонью, потом потер лоб.

— Дело не в его словах, Джози, а во взгляде. Он смотрит на меня, и в его глазах плещется разочарование.

— Уверена, отец тебя любит, Джон.

— О да, — кивнул он. — Когда я даю всем прикурить на предметных олимпиадах. Когда одерживаю верх в дебатах. Когда выигрываю футбольный матч. Когда меня выбирают старостой школы. Когда я побеждаю, побеждаю, побеждаю. А когда проигрываю — он меня ненавидит. Так что я обязан побеждать. Я обязан и дальше быть лучшим в мире. Джози, я не хочу изучать право. Всё будет в пару миллионов раз хуже этого учебного года и растянется на пять лет.

— Ну же, не накручивай себя, — сказала я, внимательно глядя на него.

Лицо у него было бледное и в прыщиках.

— Отец меня в гроб вгонит, — пробормотал он. — Просто в гроб.

— Джон, остынь. Ты очень умен и можешь стать тем, кем захочешь.

— Но я не знаю, кем хочу быть! — Он схватил меня за руки. — Как я могу сказать отцу, что не хочу изучать право, если у меня нет запасного плана?

— Совсем даже понятия нет?

Он нерешительно поднял на меня потухшие глаза.

— Не думаю, что хочу продолжать эту жизнь, Джози.

Сначала я не поняла. Думала, как еще можно жить, и только когда вгрызлась в яблочный штрудель и разглядела отсутствующие глаза Джона, осознала, что под альтернативой жизни он имел в виду смерть.