Оригинальное название: On the Jellicoe Road
Text Copyright © 2006 by Mélina Marchetta
This édition is published by arrangement with Jill Grinberg Literary Management and The Van Lear Agency LLC
Автор изображения: Jovana Rikalo
Изображение использовано с разрешения www.stocksy.com
ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2019
* * *
Мой отец умирал сто тридцать две минуты.
Я знаю, я считала.
Все случилось на Джеллико-роуд. Я никогда в жизни не видела такой красивой дороги – тенистая, укрытая кронами деревьев, она напоминала туннель, ведущий в Шангри-Ла. Мы ехали к океану, за сотни миль от дома, потому что мне очень хотелось там побывать, и папа сказал, что нам давно пора отправиться в такое путешествие вчетвером. Я помню, как спросила: «Чем путешествие отличается от поездки?» – а отец ответил: «Нани, милая, когда мы доберемся до цели, ты все поймешь». Это были последние слова в его жизни.
Мы услышали ее почти сразу. Во второй машине, которая вклинилась в нашу так глубоко, что было уже не понять, где заканчивается одна и начинается другая. Она сказала, что ее зовут Тейт, а потом пролезла через месиво стекла и металла и перебралась через тела своих близких, просто чтобы быть рядом со мной и Веббом. Она протянула нам руки, и мы сжимали их изо всех сил. А потом случилось так, что мимо нас ехал на краденом велосипеде мальчишка по имени Фитц, который спас нам жизнь.
Намного позже кто-то спросил у нас: «А хотелось ли вам узнать, почему никто не нашел вас раньше?»
Хотелось ли мне узнать? Когда ты видишь, как твоих родителей, будто мусор, упаковывают в черные мешки для трупов на Джеллико-роуд…
Ты уже ничего не хочешь знать.
Двадцать два года спустя
Мне снова снится мальчик на дереве, и в то самое мгновение, когда я должна услышать долгожданный ответ, свет фонариков отнимает у меня шанс пережить тот самый идеальный момент истины, о котором люди потом говорят всю жизнь. Если бы я была склонна драматизировать, то представила бы, что мой вздох разочарования услышали даже в городе, далеко за пределами школьной территории.
Возникает закономерный вопрос: «Зачем фонарики?» Включить свет возле моей кровати было бы незаметнее и практичнее. Но если я что-то и усвоила за последние пять лет, так это то, что мелодрама играет особую роль в жизни обитателей школы Джеллико. Так что, пока с губ двенадцатиклассниц сыплются угрозы, подкрепляемые жестами, я мысленно возвращаюсь в свой прерванный сон, потому что в нем нахожу утешение. Хорошее слово, сделаю его своим словом года. Мальчик из сна вызывает у меня чувство, будто где-то на этом свете есть место, которое принадлежит мне. Принадлежать. При-над-лежать. Странное слово, но все равно оно занимает почетное место рядом с «утешением».
Где-то там, в этой расплывчатой реальности на границе миров, я свисаю с ветки дерева, держась одними ногами и размахивая руками, будто пытаюсь ухватиться за воздух, пьянящий, пронизанный сладким ароматом дубовой коры. И всегда рядом со мной этот мальчик. Я не знаю, как его зовут, не знаю, зачем он является мне, но вижу его каждый раз. На его кассетном плеере времен восьмидесятых всегда играет песня об огненных деревьях и чувствах давно покинутых друзей. Мальчик не против, чтобы я подпевала, и я все время пою одну и ту же строчку. Его глаза в этот момент приобретают влажный блеск, и в моей душе просыпается какая-то неоправданная ностальгия. Беспочвенная, она тем не менее наполняет меня тоской. Мы никогда не дослушиваем песню до конца, и всякий раз, проснувшись, я напоминаю себе, что надо спросить у него про последние строчки. И почему-то все равно забываю.
Я рассказываю ему истории. Множество историй. Об учениках школы Джеллико, о горожанах и кадетах из Сиднея. Я рассказываю ему про территориальную войну между этими тремя сторонами. А еще про Ханну, которая живет в недостроенном доме у реки на краю школьной территории, и про то, как я читала ее рукопись, в которой рассказано про аварию. Про Ханну, которая слишком молода, чтобы прятаться от мира, и слишком умна, чтобы заниматься такой примитивной работой, как организация отдыха для учеников моего факультета. Про Ханну, которая думает, что все про меня знает. Я рассказываю ему о том, как мне было четырнадцать, как Отшельник прошептал что-то мне на ухо, а потом застрелился, и как я отправилась искать свою мать, но на полпути мне помешали. Я объясняю, что во всем виноват кадет.
Мальчик на дереве не может сдержать всхлипов, когда я рассказываю про Отшельника и про свою мать, но его глаза загораются, стоит мне только упомянуть Ханну. И каждый раз он спрашивает: «Тейлор, а где Бригадир, который пришел за тобой в тот день? Что с ним стало?» Я пытаюсь объяснить, что Бригадир в моей истории не важен, всего лишь какая-то крупная армейская шишка, которую просто позвали муштровать кадетов в тот год, но мальчик на дереве всегда качает головой, как будто ему виднее.
