В открытое небо: основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери - [70]

Лицо его светлеет, когда рано утром докладывают, что самолет отремонтирован. И он взлетает, держа курс на Рио-де-Жанейро и выжимая из двигателя до последней капли все, на что тот способен. А там уже с работающим двигателем его ждет другой летчик, который доставит почту в Натал.

Несколько часов спустя по радио ему сообщают, что почта погружена на борт принадлежащего компании почтового судна, совершающего регулярные рейсы в Дакар.

А в далеком кабинете под Тулузой мужчина с угловатым лицом докуривает сигарету, ожидая радиограмму. Известия о прохождении почты через все перевалочные пункты он встречает с совершенно невозмутимым выражением лица. Единственное, что выходит у него изо рта, это густой дым. Ни комментария, ни междометия. Легенда, которую пересказывают друг другу в ангарах и в столовой «Большого балкона», гласит: Дора холоден как лед, чувства ему неведомы, а удовольствие испытывает только от докладов о прибытии почты точно в установленные сроки. И никто не знает, что в тот день он смеется – про себя.

Письма, написанные в Буэнос-Айресе, прибывают в Тулузу – преодолев тринадцать тысяч километров дистанции, с океаном и морем между ними – за одну неделю. Мермоз открыл самую длинную в мире воздушную линию.

В Буэнос-Айресе его встречают поздравлениями, в посольстве усаживают за огромные столы и произносят перед ним бесконечные речи. После третьего банкета он всех посылает к черту. Во время одного из таких празднеств, лишь только отзвучали все официальные тосты, он встает из-за стола и прощается. Спешно, на бегу, почти вырывает шляпу и пальто из рук официанта.

– Куда же вы так торопитесь, месье Мермоз? – вопрошают участники мероприятия, весьма разочарованные.

– Летать.

Его все поздравляют, но он-то знает, что поздравлять пока что не с чем, пока он еще ничего не сделал. В последующие месяцы Мермоз открывает другой фронт. На некоторых линиях дневной выигрыш авиапочты в скорости по сравнению с поездом теряется ночью, пока самолеты спят в ангарах. В голове Дора уже давно зреет одна идея, и он заразил ею Мермоза: есть еще одна ступень, на которую нужно подняться.

Мермоз начинает облетать аэродромы бразильской линии, лично инструктируя каждого начальника по поводу установки сигнальных огней на полосах. И видит высоко взлетающие брови, попытки возразить, жесты крайнего изумления или даже возмущения. Все это он отметает одним решительным жестом и гасит излучаемой им энергией.

– Мы будем летать ночью.

– Но это невозможно.

– Мы будем это делать.

– Но, месье Мермоз…

– Мы сделаем это.

Четырнадцатого апреля утром он взлетает с аэродрома Буэнос-Айреса в направлении Монтевидео. Там заправляется и летит дальше. Солнце робко уходит за горизонт, а он летит. Становится темно, а он летит. Теряются все ориентиры, земля исчезает, облака полностью закрывают звезды. А он летит.

Механик Коллено молча сидит в передней кабине. Рев моторов и свист ветра не очень способствуют разговорам при полете. Они уже привыкли общаться жестами.

Несколько дней назад Мермоз спросил его, хочет ли он быть его механиком.

– Естественно, месье Мермоз.

– Мы полетим ночью…

– Да, месье Мермоз.

– Мы опробуем ночной перелет, чтобы потом ввести его на нашей линии.

– Мне кажется это замечательным, месье Мермоз.

– Это будет практически вслепую.

– Я слепо доверяю вам, месье Мермоз.

До тех пор по ночам летали только военные летчики, да и то изредка, в специальных целях. Никто не дерзал устанавливать регулярную линию с ночными перелетами. Технически это невозможно. Технически мозг – это плоть, мечты не существуют.

Эти двое врываются в ночь. Идет дождь. Кабины «Бреге» по-прежнему открытые. Несмотря на верхнее крыло биплана, что служит им крышей, от воды, налетающей шквалами, они вымокают до нитки, а единственная зацепка – луна – то и дело скрывается. Мермоз с безграничной верой смотрит на компас. Летать ночью – это вопрос веры. Если подведет мотор, садиться придется вслепую, так что шансы разбиться насмерть многократно возрастают. Ему не хочется об этом думать, ведь каждая преодоленная миля – победа.

Добравшись, по своим прикидкам, до аэродрома Порто-Алегре, они различают внизу огоньки и делают круг, чтобы на земле их заметили и зажгли огни на посадочной полосе: дюжину заполненных дровами бочек из-под бензина по обеим сторонам полосы, что прочерчивают факельную дорогу.

Через двадцать три часа после вылета из Буэнос-Айреса они завершают перелет в Бразилию. Промерзшие до костей, усталые донельзя. Мермоз – торжествуя, а Коллено – молча, с серьезностью малых мира сего.

Словно торнадо, врывается Мермоз в офис аэродрома: с его одежды течет, вода капает на ковер, но он шумит, требуя связи с Монтодраном.

– В Тулузе уже очень поздно, месье, – снисходительно замечает сотрудник, не поднимая глаз от своей приходно-расходной книги и не переставая заносить туда карандашом какие-то цифры.

– Поздно? – Он опускает тяжелый кулак на стойку, и все ящички с формулярами подпрыгивают. – Немедленно свяжите меня с месье Дора.

Не проходит и минуты, как он уже на связи с Монтодраном.

– Первый ночной перелет на бразильской линии завершен, месье Дора! Ночная линия – это успех!