В открытое небо: основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери - [68]

– У вас десять минут. Я вам приготовил кофе, а еще есть лепешки с медом.

– Только кофе, Сент-Экс. Через пять минут нам нужно взлетать, из графика выбились – запаздываем.

Тони смотрит на часы и беззаботно машет рукой.

– Всего-то на четверть часа.

– Но ты же знаешь, каков наш месье Дора. Две недели назад я прилетел в Касабланку с часовым опозданием, так он мне штраф вкатил – минус четыре дня месячной оплаты.

– Слегка с перебором.

– Слегка? Да это же грабеж! Я каждый день жизнью рискую из-за этой почты и всего-то раз прилетел на пятьдесят гребаных минут позже из-за сильного ветра прямо в морду. Я что, за ветер должен отвечать? Что я-то могу сделать, если ветер меня тормозит?

– И ты ему это сказал?

– Естественно.

– И что он тебе ответил?

– Что, если встречный ветер сильный, нужно в рейс вылетать раньше. Черт подери! Да разве мы и так не делаем уже все, что можно?

Тони кивает, и тут Ригелль понимает, что уже поздно.

– Давай-давай! Горючее! Что там с твоими механиками? Спят на ходу, что ли?

Самолеты взлетают и теряются в небе. И нет уже ни оглушительного рева моторов, ни сильного ветра с запахом бензина, ни легкого дрожания воздуха. На аэродроме все вновь погружается в тишину и все снова замедляется.

Вечер впереди еще долгий, а голова уже гудит. И Тони принимает решение отправиться в гости в одну из тех палаток неподалеку, в которые испанцы почти не наведываются. У него уже есть опыт, и он утверждает, что, когда ходишь пешком, вскоре начинаешь различать еле заметные дороги пустыни.

Когда впервые оказываешься в пустыне, то видишь только песок и верблюдов. Куда ни взгляни: на север, на юг, на восток и на запад – все кажется одинаковым, монотонным. Но мало-помалу начинаешь примечать кое-какие знаки. Здесь нет табличек с названиями улиц, как в большом городе, но зато есть большие камни, все разной формы, объеденные ветрами и эрозией, есть небольшой пригорок, торчащий горбом, или остатки белого верблюжьего скелета на песке, челюсть которого указывает на восток. Следы караванов образуют дороги с их перекрестками и развилками. Здесь каждый след – нечто очень важное, он может быть видным дни или даже недели, все зависит от песчаных бурь, так что и след его шагов – путеводная нить в лабиринте пустоты.

Особенно ему нравится захаживать в гости к одному из шейхов, туарегу по имени Абдулла Мухтар, который одно время вел торговлю с французским гарнизоном в Алжире и говорит по-французски. Чтобы попасть в его владения, нужно дойти до верблюжьего скелета, потом повернуть на запад и идти четверть часа, пока не дойдешь до трех очень высоких дюн. Оставив эти дюны по правую руку, еще минут через десять дойдешь до зеленоватого пятна посреди царящей вокруг охры. Там и увидишь шатер из козьих шкур, маленький огородик под защитой сложенной из камней стены и кольцо колодца. Несколько коз бродят между высушенными кустиками, общипывая их, и пара мальчишек стремглав несутся к шатру – сообщить о прибытии чужака.

– Салам алейкум! – здоровается Тони.

Из шатра выходит Абдулла Мухтар: высокий, сухопарый, одетый с головы до ног в синее, как это принято у туарегов.

– Алейкум салам!

Тони ему улыбается. И вспоминает свой первый визит. Ему говорили, что Абдулла Мухтар – один из самых влиятельных людей в регионе, он оседлый туарег, у которого есть две вещи, необходимые для выживания в пустыне: колодец с водой и здравый смысл. Он шейх, лидер переменного по численности сообщества маленьких поселений, а среди тех целей, которые поставил перед ним Дора, было и налаживание добрых отношений с местными племенами, чтобы исключить их подрывные действия против самолетов и минимизировать враждебность по отношению к летчикам, если те совершат вынужденную посадку в пустыне. По статистике, на каждые пять полетов «Бреге 14» приходится одна поломка двигателя. Вынужденные посадки на полпути случались постоянно, и риск похищения оставался необычайно высоким.

Когда он первый раз пришел с визитом в шатер почтенного туарега, тот попросил, чтобы гость, не приближаясь, положил оружие на землю, но в ответ услышал, что оружия у того с собой нет. Это изумило бедуина. Он никогда еще не видел западного человека невооруженным. Приятно удивило его и то, что этот высоченный европеец коряво, но все-таки мог произнести несколько фраз по-арабски. Он мог поклясться Аллахом, что никогда еще в жизни не слышал так плохо произнесенных слов своего родного языка, но, будучи человеком степенным, смог оценить старания и вежливость иностранца, который хотя бы попытался их сказать. И только после этого заговорил с пришельцем на совершенно правильном французском. Тони пришел тогда крайне усталым, потому что, сбившись с пути, прошел мимо дважды, и попросил у хозяина воды из колодца.

– Я тебе заплачу, – пообещал он.

Шейх взглянул на него, и во взоре этих черных глаз отразился путь многих поколений жителей пустыни.

– Заплати мне своим благословением.

Тони тогда еще не знал законы туарегов. Есть среди них две никогда не нарушаемые нормы. Во-первых, гостеприимство – это священная обязанность. И если твой заклятый враг, которого ты мечтаешь увидеть мертвым сорок раз подряд, окажется в твоем шатре и в эту минуту появится кто-то еще, вознамерившись на него напасть, туарег отдаст жизнь, защищая своего врага, потому что тот под крышей его дома. А вторая норма гласит: вода – дар Божий, нельзя отказать никому, кто в ней нуждается.