В огненной купели - [17]

– Могила тогда была ещё целая, очень красивая, в мраморе. Вот ведь, ироды, взять и надругаться над могилой, это же грех!?

– Да, грех, и к тому же, преступление, записанное в уголовный кодекс. – Подтвердил я, – «Надругательство над могилой», называется. Но никто этим преступлением заниматься не будет, власть не позволит, – грустно закончил я этот тяжелый для меня – будущего юриста – разговор.

Через много лет, уже в 2002 году, мне попалась в магазине Невьянского музея книга местного издания под названием «Демидовские гнёзда», в которой был опубликован очерк В. Санина «На Весёлых горах».

На первой странице, в сноске, наш уральский писатель-краевед Юний Алексеевич Горбунов (ныне редактор журнала «Уральский следопыт») рассказывает, как он разыскал забытый очерк забытого журналиста.

«В. Санин – псевдоним уральского журналиста Владимира (Василия) Николаевича Афанасьева, который в 1908 году был фельетонистом газеты «Уральская жизнь». Однако очерк «На Весёлых горах» был издан отдельной брошюрой в 1910 году и отпечатан в типографии газеты «Уральский край», и больше не переиздавался. А брошюра, насколько нам известно, наличествует только в фонде библиотеки Свердловского областного краеведческого музея».

Этот очерк сильно меня заинтересовал, о моих родных краях всё написано и о нашем народе, век тому назад.

Попытался выяснить судьбы некоторых героев очерка, в том числе возницу автора Григория Селиверстовича Ваганова, Невьянского начетчика – Афанасия Трофимовича Кузнецова, Николая Трефиловича Филатова – иконописца из Уткинского завода, сына известного в своё время на Урале начетчика и иконописца Трефилия Филатова.

Наставник Невьянской общины старообрядцев Василий Панфилович Васильев, выслушав меня, сказал, что Вагановых среди Невьянских староверов было много, но Григория Селиверстовича он не знает, и не слышал о таком. А вот о начетчике Кузнецове он слышал много хорошего:

– Это был очень грамотный человек, не раз вступал в горячие споры и диспуты о старой вере. Как активный борец за свою веру, он в тридцатые годы был репрессирован, осуждён и отправлен в лагерь для заключённых на Алтае, где впоследствии был расстрелян.

В. Санин кратко описал в очерке историю Невьянской башни, где, по преданию, долгое время томился в заключении один из старообрядческих подвижников, и к которой паломники, собираясь в Невьянске в дорогу на Весёлые горы, шли поклониться.

Пытаясь разгадать, кто же из старообрядцев страдал в ней, я случайно наткнулся на книгу «Проблемы самоидентификации горнозаводского населения Урала», где вычитал, что в башне сидели несколько кержаков, помещённых туда именно за свою веру. Один из них инок Максим – старообрядческий писатель. Возможно это тот самый инок, схороненный на Весёлых горах, куда вначале и направлялись паломники.

Другое предание о Изосифе, который жил в лесу возле деревни Галашки. Власти разыскали его скит и посадили старца в тюрьму башни. Люди помогли ему бежать.

«Они подпоили стражу, передали Изосифу носки, связанные суровой ниткой, и велят ему распустить их, сделать шнур. По нему старец поднял на башню веревку, по которой он и спустился. После этого старца никто не видел. А случай этот был исключительный, сбежать из темницы башни – это небывалое событие!»

Всё это рассказал житель Галашек Симон Павлович Замоткин (жил он в XIX веке), и быль эта долго переходила из уст в уста в династии Замоткиных.[11]

Третий сиделец башни был

«Прадед Виктора Афанасьевича Неклюдова, жил в Быньгах и долго не женился. Наконец-то выбрал себе невесту из старообрядок, а управляющий Быньговского завода и заодно с ним церковные служители заставляли его венчаться в церкви. Старообрядец отказался, тогда его посадили в тюрьму башни. Однажды вывели его на балкон связанного с повязкой на глазах и говорят: «Будешь венчаться?».

«Нет, буду брачиться только в своей часовне!».

Тогда тюремщики стали угрожать, что столкнут его с балкона, а старообрядец только просил развязать ему руки для последнего креста: «Я умру в своей вере!» Но его снова увели в подвал. Так повторялось несколько раз. Но вот, на Быньговском заводе случилась авария, и срочно понадобился кричной мастер (им был Неклюдов). Тогда управляющий, несмотря на то, что церковь весьма активно вела борьбу за переход из старообрядчества в православие, таки приказал освободить нашего героя: «Отпустите этого непокорного кержака, пусть женится, как ему вздумается!».

Так и остался старообрядец в своей вере».[12]

Так что, любой из этих перечисленных героев вполне заслуживали поклонения паломников.

Истинность событий, описанных выше, не подтверждена историческими документами, старообрядцы опасались хранить письменные доказательства причастности к своей вере, на которую были гонения со стороны властей и церкви, поэтому все события имеют лишь устные пересказы, семейные предания и легенды. Но, учитывая, что ложь у них, как кража и сквернословие, почиталась за великий грех, думаю, что этим устным доказательствам вполне можно доверять.

Очень образно описал В. Санин могилы иноков:

«Первой оказалась могила Гермона. Перед моими глазами открылось оригинальное зрелище. Поляна площадью десятин в шесть, окружённая сплошной стеной столетнего леса, отстоящая на десятки вёрст от жилых центров, представляла собой густонаселённый табор. На всех направлениях виднелись сотни повозок, палаток, дымились костры, и вокруг всего этого копошилось бесчисленное множество людей – мужчины, женщины, дети.