В огненной купели - [18]

Женщины, все без исключения, были в белых рубашках, чёрных сарафанах и чёрных же платках на голове. Мужчины – большинство в длинных кафтанах, похожих на подрясники православных дьячков. Оказалось, ждали иконы. Со всех сторон большими толпами паломники направлялись под дощатый навес, помещающийся в самом центре поляны. Войдя под навес, старообрядцы быстрым движением творили двуперстное знамение и клали земные поклоны по направлению простой деревянной колоды, под которой и покоился прах достопочтимого старца».

Сейчас в этом месте находится старое кладбище посёлка Карпушиха. Поляна заросла лесом, описанный навес отсутствует. Когда я привёл строки из очерка нынешним паломникам, посетившим могилу инока Гермона, и сведения, что там собиралось около шести тысяч человек, они были изумлены и смотрели на меня с недоверием, так как не видели ни поляны, ни навеса, ни колоды. Они не могли понять, что прошло сто лет с описываемых событий, и природа сделала своё дело.

На могиле инока Максима. (Около трёх вёрст от могилы о. Гермона, ныне новое кладбище в п. Карпушиха):

«Меня поразила удивительная тождественность развернувшейся картины со вчерашней, та же поляна, та же могила и навес над нею, та же обстановка, то же действие и то же оживление, – продолжал описание Санин.

Сюда приехал несколько опоздавший на первую могилу художник В. А. Кузнецов, главная цель приезда которого заключалась в том, чтобы зарисовать наиболее типичные старообрядческие лица.

Нам указывали то на одного, то на другого популярного старообрядца. Вот богатей из Невьянска, вот из Сибири, а вот из Екатеринбурга, паломничающий ежегодно со своей семьёй. Но удивительно не оригинально все они вели себя здесь. Казалось, что все пять тысяч старообрядцев, паломничающих на Весёлых горах, были из одной семьи. Так у них всё было общее и одинаково, начиная с костюмов и кончая последней краюхой хлеба. Я обратил на это внимание одного из своих собеседников.

– Да, Весёлые горы – это евангельская страничка нашей жизни. Здесь мы все равны, было ответом».

На могиле инока Григория (от могилы о. Максима 5 вёрст):

Местность у о. Григория была живописнее всех остальных могил. В особенности красива группа камней, расположенная у самой дороги и служащая как бы преддверием поляны с могилой. Камни носили название Потной горы. Подвижник Григорий был иконописцем и по преданию большую часть своих икон написал на вершине названной группы камней, откуда открывался поэтический вид на окружающий лес – ближайшие горы и долины».

На могиле о. Павла. (самая дальняя от Карпушихи):

«Могила о. Павла расположена у самой подошвы горы Старик, считающейся самой высокой в центре гор Среднего Урала.

Молились на последней могиле буквально круглые сутки. Чрезвычайно красива и поэтична была последняя ночь на 29 июня (по старому стилю). Молитва закончилась в час ночи. После молитвы над тысячной толпой на возвышении появилась худощавая хрупкая фигурка начетчика А. Т. Кузнецова с белокурой головой и с блестящими глазами. Лицо Кузнецова освещал пламенем свечи старец – инок Антоний.

Кузнецов обратился к паломникам с речью, в которой призывал верующих хранить заветы Христа, о любви и правде, которую так стойко осуществляли в жизни досточтимые подвижники Весёлых гор.

Голос проповедника плавно лился в толпу в тишине звездной ночи, так гармонировавший с народной проповедью на поляне. Наблюдавший эту картину художник воскликнул:

– Да, это же, первый век, и пред нами первые христиане!

Совершенно справедливо, что молившиеся перед нами христиане 20 века удивительно были похожи на первых христиан».

По легендам и рассказам паломников В. Санин сделал краткое описание жизни достойных старцев:

«Подвижник Григорий был иконописцем и, по преданию, большую часть своих икон написал здесь на горах».

Между тем, краевед из Первоуральска В. Н. Трусов установил, что инок Григорий произошёл из семьи Невьянских иконописцев Коскиных.[13]

Обучался он у П. Ф. Завёрткина. В 1766–1767 г. по поручению заводских старообрядцев ездил в Москву и Петербург, затем ушёл в скит инока Максима, и они оба принимали участие в старообрядческом соборе 1777 года на Невьянском заводе, посвящённом вопросу о священстве. Около 1781 года вместе с братией удалился на Весёлые горы, в леса, где и оставался до самой смерти. Но установить точную дату его смерти не удалось.

А вот дата смерти инока Максима – примерно 1782–1783 год, то есть через два года после того, как о. Григорий пришел в его скит. Не известно, в каком возрасте умер о. Максим, но явно в почтенном возрасте, как и о. Григорий.

Санин в очерке написал, что о. Максим умер в 1782 году, что совпадает с данными краеведа Трусова, а в отношении о. Григория, он указал, что умер он в 1731 году. Это явно расходится с изысканиями краеведа о том, что о. Григорий принимал участие в соборе в 1777 году. Полагаю, что В. Санин получил в отношении даты смерти о. Григория не совсем точные сведения, или допустил ошибку при написании очерка.

О схимнике о. Гермоне Санин не получил никаких сведений, ни о его рождении, ни о его смерти. По рассказам старцев, о. Гермон был отмечен строгой постнической жизнью, и смерть его относят к началу второй половины 18 века, то есть он был современником иноков Максима и Григория, и, возможно, они знали друг друга и встречались за общими молитвами.