В конце века - [5]

Промчали. Сравненья – опять! – фронтовые:

Арбузы, как шашки лежат дымовые,

И даль виноградников в небо воздета,

И гроздья, и листья защитного цвета.

Но – стоп! И ремни привязные – с плеча.

Базар придорожный. Торговля. Бахча.

– Погодь! – мой товарищ – на тормоз. И – нате! –

Взорлил. И несет уж два солнца в обхвате

Две сочные дыни, что брызнут вот-вот

Медовой амброзией южных щедрот.

Задаром! – товарищ в восторге, – Салют!

У нас тут поэтов в лицо узнают!..

А мне уж блазнится мой северный город,

Что злыми реформами нынче распорот,

Там тоже базар, политкухонь грома,

Но там и картох не дадут задарма!

Летим! Нашей гонкой простор ошарашен.

Пересыпь?! Давай к Лихоносову, наш он!

Каких-нибудь два поворота всего –

Поселок. С холма панорама: ого-о!

Даль моря. И синь. И штормяга жестокий.

И там где-то парус родной – одинокий...

1999

УТРО В СТАНИЦЕ

Вор что ль ходит? Собаки лают.

Старотиторовка. Светает.

В помидорах шуршит роса.

Ядра груш не спелей осины.

Занавеска из парусины.

И с лампасами небеса.

Вот Галина встает. И разом

Расцветают горелки с газом,

Шелестят лепестки огня.

Наваждение сна, морока,

Но хозяин уж греет оком

Двор казачьего куреня.

Стайка кур. воробьи в застрехе,

Миг – и сыплются, как орехи,

На тропиночку, где бахча,

Где стрючки, как в петлицах ромбы.

Где на ржавый осколок бомбы Песик

Тимка глядит, урча.

Нас Галина к столу сажает,

Проломиться он угрожает

От пельменей и пирогов.

В дополнение – вин наличность.

Виноград, козий сыр...

Античность!

Начинается пир богов!

Песик Тимка как будто в трансе,

Он встречал тут поэта-манси,

Смотрит нынче на моряка.

Обещаю тебе, мой псяра,

Кость длиною до Краснодара,

Толщиною – до Темрюка!

Но хотел бы, коль мир возможен,

Чтоб казак свой клинок из ножен

Для сражений, атак не рвал,

Чтобы вор не водился здешний,

Чтоб Галина цвела черешней,

И хозяин преуспевал.

1999

ЖАРА

Жаль, что нет у солнца ставней,

Жарит-парит тыщей бань.

Будто крот, в теснинах плавней

Пробирается Кубань.

Оглушительно тоскливы

Камышинки на жаре.

Цапли шествуют брезгливо

По лягушечьей икре.

Леность, нега, захолустье,

Но вдали железный гул:

Это порт в Кубанском устье –

Груз пакует на Стамбул.

Где-то взрывы, кровь, крушенья,

Здесь порядок нерушим:

V людей – соображенье

И плевали на режим!

Жаль, к нему страна привыкла,

Жаль, пословица права:

Ведь у многих овощ-тыква,

Где должна быть голова.

Вон мужик в рыбацкой робе,

Вроде, умница с лица.

Что он, даром время гробя,

Ловит, спра-ши-ва-ет-ся?!

Воду попусту буровит,

Ну, там клюнут окуньки...

Не диверсию ль готовит

На брегах Кубань-реки?

Мы, как Пятница и Крузо,

Трапезуем на бревне.

– Эй, приятель, хошь арбуза?

С подозреньем глянул: – Не-е!..

Что ж ты трусишь, друг сердечный,

Что зауросил, чудак?

– Не шпион?

– Темрюкский, здешний! –

И мужик – за свой рюкзак.

– Мне домой... Ориентиры

Держит правильно: семья!..

Лома скажет: «Рекетиры...

Но я справился с двумя!»

У небес и солнца – спайка,

Но жара смиряет гнет.

Молодой азовской чайкой

В ближнем небе самолет.

Корабли уходят в дали.

Берег ласковый, река...

Жаль вот только – напугали

Мужика из Темрюка.

1999

АНАПА

Надену я черную шляпу,

Поеду я в город Анапу...

Из старой песни

Я не знаю, цела ли шляпа,

Что из песни досталась мне?

Но жива, весела Анапа –

В жарких пляжах, любви, вине!

От Горгиппии и до рынка,

Мимо рынка – до Джемете

Можно сладить роман с блондинкой

Иль с брюнеткой амуры те.

Утомясь в черноморской качке,

Солнце нежится день-деньской.

Страсть! Москвички и сибирячки

Отдаются волне морской.

А полночные интересы,

А крутой в кабаках народ!

Тут, замечу, при «мерседесах»

Он «Анапу»-вино не пьет.

Выбирает «Букет Кубани»

Да с медалями коньяки...

А я, помнится, в океане

И «Анапу» глушил с тоски.

Потреблял у широт Америк

И в сибирской избе простой.

Представляя анапский берег,

Шоколадный его настой.

Вот и здесь я! Дымлюсь на пляжах.

И хоть тело – сплошной пожар,

Как чеченец в огне Самашек

Не сдаюсь я: «Аллах акбар!»

Не влюбился пока, признаться,

Ненадежный рубеж держа...

Ну а черная шляпа, братцы,

Это ж просто для куража.

1999

ОКУНЁВСКАЯ ПОВЕСТЬ

И застал меня декабрьский закат

Посреди родных калиток и оград,

Средь немеренных сугробов, среди звезд.

Погодился и подвез молоковоз,

А не то сейчас бы пехом штурмовал

То Песьяновский, то Карьковский увал.

А потом бы на Крутом, сколь видит глаз:

От дирекции – до скотных ферм и баз

Открывалась бы в заборах и плетнях

Панорама Окунёва – вся в огнях!

Здравствуй, родина! Не все я сжег мосты!

Вон темнеют двоеданские кресты

Возле ряма, где кичиги сторожат

Вечный сон, мои родители лежат.

И замечу я по поводу судьбы:

Жили ладно – не двужильны, не слабы!

Вспомню лето – там озерный плеск весла.

А весна – та вся медунками цвела.

Вспомню осень – золотой разлив стерни,

Журавли там пролетали. Где они?

Где осинник, что багрянцем полыхал?

Там пары я перед армией пахал.

Открутилось, отвилось веретено,

Дом отцовский был, но все разорено.

Не согреться меж ухватов на печи,

С пылу - с жару! – не заманят калачи.

Живы ль родичи? Небесный стон в груди.

Кличет Петр Николаич: «Заходи!»

Ставит рюмочки, «перцовки» – два стрючка,

Но не дал им: «Мне б парного молочка...»

«Ну, дела! Ведь не видались столько лет!

Огорчил, племянник... Тоже мне – поэт!..»

На трезвянку рассуждаем про родню,

Телевизор – про Балканы и Чечню,