В конце века - [6]

Про Гайдара (все пороки на лице!)

И про Ельцина – аминь всему! – в конце...

Жарко в горнице. Привольно, как барон,

Я под фикусом улегся, вижу сон:

Ходит Ельцин, как чеченец за рекой,

И грозит своей беспалою рукой.

Я за дрын, а он скрывается в пурге,

Как медведь, скрипит на липовой ноге.

Шли охотники – ребята, будь здоров,

Отметелили «гаранта», поднял рев.

Мчали с лесом в Петропавловск шофера,

Отмутузили за все «ваучера».

Просыпаюсь и впотьмах ищу пальто.

Зреньем внутренним слежу: а дальше что?!

Он голодный и к тому же с похмела,

И опасен мирным гражданам села.

К почте кинулся, слегою дверь припер,

И за рям покрался в сумраке, как вор.

«Хорошо, – тут скажет Клинтон, – вери гут!»

А собаки в околотке цепи рвут.

Свежий холмик на погосте он разрыл,

Человечинки, свежатинки добыл.

Воет вьюга. Спит округа. Ни души.

В частной лавке лишь кайфуют алкаши.

Там, где лозунг цвел «Мы строим коммунизм!»,

Безысходность, беспросветность, дебилизм.

Ветер в базах – ни коровы, ни овцы,

Раздолбали их гайдары-мудрецы.

Лишь блажит за Соколовкою баран, –

В государстве сопредельном – Казахстан.

Шло путем ведь все. И внуки Ильича

Ладный выстроили клуб из кирпича,

Но гармошку с балалайкой – под кровать:

Будем здравствовать, как все, едрена мать!

И задули в саксофоны русаки,

И задергались, как негры, мужики,

И когда уж обрели товарный вид,

Взял их тепленькими Ельцин-троглодит...

У окошка «Приму» горькую курю, –

«Просыпайся, Николаич, – говорю, –

Будет дрыхнуть! Эй, товарищ-господин.

Ты же брал «тридцатьчетверкой» град-Берлин!

Нешто Борьку мы отпустим без тюрьмы?»

Скрипнул панцирной кроватью: «Дай пимы!»

Вышли в темень, пошарашились вдоль стен,

Танк сейчас бы, но в Тагиле сдох мартен.

Отыскали, быстро вспомнив старину,

Две рогатины и – ходом на войну!

Чисто поле. Ни былинки, ни куста.

Залегли, как светлы воины Христа.

Обустроились в сугробе, как в избе.

Все Дебейки всполошились в ЦКБ!

Спит село. Горят кичиги. Лай собак.

Черти в ступах дорогой толкут табак.

Мчится мимо и скрывается, как бес,

Пограничной стоп-конторы «мерседес».

Как на царстве, на снегу сижу: «Беда!

Николаич, от Бориски ж нет следа!

Просочился, знать, суметами во мглу –

К Нурсултану – злому хану в Акмолу?!»

Ничего не молвил воин, не сказал,

Взял рогатину, острее обстругал,

Получились, неуклюжие слегка,

Как подствольные – два спаренных штыка.

«Ты, как хочешь, поезжай, я не держу,

В одиночку уж «гаранта» дослежу,

Чую, близко он, не делся никуда,

Затаился от народного суда...»

Тот же самый проезжал молоковоз,

Он бы взял меня, стихи писать повез.

Но плотней я сел в «секрете» – до зари,

Сосчитав на всякий случай сухари.

Топят печи. Над плетнями дым и чад.

Стратегически рогатины торчат.

Признак битвы – кружат стаи воронья.

И в «Вестях» о нас – три короба вранья...

1999

БАЗАР

Поэма

1

Зимнее солнце багряно садится в сугробы,

Кипень поземки в окошке куделится, дышит.

Кинешь в печурку полещек березовых, чтобы

Было теплей. Через час уже горница пышет.

Станут у мамы мелькать за вязанием спицы,

Мыкать телок и дымиться отца самокрутка.

Бог Саваоф будет мирно дремать на божнице,

Волк не застреленный выть за околицей жутко.

Хрумкают сумерки квашенной – в бочке – капустой,

Паром картошки исходит чугун полведерный.

Соль на столе. А вот с хлебушком скудно, не густо.

Но доживем до целинной эпохи задорной!

Вот еще годик, другой и – достаток вернется.

Сталин в Кремле, потому и не будет иначе.

Любо смотреть, как чухонец лощеный клянется

В дружбе к России... А «шмайсер» на хуторе прячет.

Видно, и нас не минуют военные громы,

Глянь, «суверенов» повсюду расставлены мины.

Вот и евреям создали Израиль искомый,

Пусть себе едут и строят свои Палестины,

Рубят жилье, комбинаты возводят и домны.

Только все чаше роятся иудовы слухи:

Сталин умрет, волонтерами «пятой колонны»

Вновь они вздыбят зловещую гидру разрухи.

Слухи пока лишь... А вечер все длится. И длятся

Жаркие схватки, победы и горести – в книжке.

Вьюга в окошке, но - чу! Там в ворота стучатся!

Это цыгане. Вон – куча мала! – ребятишки.

Ну, заходите! Бывают «ташкенты» на свете!

С кучей подушек ввалили и радости ворох!

Батька семейства – две Красных Звезды на жилете! –

Сразу, понятно, сошелся с отцом в разговорах.

Все поуляжется, стихнет к заре деревенской.

Утром, лишь свист, и умчат в свои дали цыгане,

После, потом приблазнится в печали вселенской:

Ах, ведь могли, и меня полусонного – в сани!

Ах, ведь могли... И не знал бы «реформ» и «застоя»,

Толком не ведал бы о поэтическом даре,

Честно считал бы, что время пришло золотое.

Вроде кацо продавал бы урюк на базаре.

Нет, миновало... На все, видно, промысел Божий,

Вдосталь и так нахлебались недавней Голгофы.

Вышел я в мир, очарованный утром погожим.

Кто тогда ведал о нынешнем дне катастрофы?!

Вышел я в мир. Из сугроба торчат конопляник.

Каждый забор был украшен вещуньей-сорокой.

Шел я и шел по земле – очарованный странник! –

Пашню пахал и в моря зарывался глубоко.

Мог бы и в космос! Но дел там не выпало срочных.

Парус поднял и прошел все порты знаменито.

Всласть торговался на ярких базарах восточных,

Думал, о Господи, сколько лежит дефицита!

Вольные мысли... Бывали там – выговор, взбучка.

Главное – цел! И надев сингапурские «шкары»,