В конце века - [8]

Улица Ленина! Каждый себе – индивид.

Не ожидала? Ну что же, прими паче чаянья:

Тихою куклой таджичка-беглянка сидит,

Шепот арыка в глазах ее спекся с отчаяньем.

Эх. далека, велика – эсенговая ширь!

Столь тюбетеек от Каспия-моря – до Беринга!

Чуют мотыжники: лучше уж к русским в Сибирь,

Но не в Украйну, где сало да вильная Жмеринка.

Сам на пределе, замкнулся в себе, как в броне.

Кто посочувствует? Клен или тополь-уродина?

Мне бы вот тоже – ко крёстным в Каракас. Но мне

Пишут оттуда: «Ты счастливей нас, ты – на Родине».

4

Продано. Продано. Все! Даже в парке снега.

Даром снежок не скатаешь, не бросишь играючи.

Вот бы на Север, в другие снега – в округа,

Умных олешек каслать да и жить припеваючи!

Эк, размечтался! Недавняя «дружба по гроб»

В смутную пору – былая агитка, не более.

Юра Неелов и тот, как восточный набоб,

Вряд ли припомнит, как вместе пеклись в комсомолии.

В древнем Обдорске он сел на Полуе-реке,

Вроде князца, в суверенном своем губернаторстве.

Газовый крантик зажал в комсомольской руке,

Сменится власть, не дай Бог, уличат в узурпаторстве.

Времечко, время! Шумит, как худой унитаз.

Бритоголово мерцают братаны и кореши.

Что им романтика – та, что возвысила нас?!

Руки умыли. Ну, что ж, с облегченьем, нувориши!

Продано. Продано. Все! Даже стыд и позор.

Бонзы обкомов – не бонзы, «хозяева справные».

Сытые офисы их флибустьерских контор,

Ладан куря, освятили попы православные.

Шапку, что ль, оземь? И с криком «спаси-сохрани!»,

Кровью умывшись, сразиться с ворьем и пройдохами,

Только не сдаться, как Гипротюменский НИИ,

Тот, что осыпан лотками-ларьками, как блохами.

К свету зову. А в изданиях – тень на плетень,

Быстро привыкли к вранью и повадкам одонышей.

Кто-то рискнул и рублевку кладет за «Тюмень

Литературную» – в ней я крушу гайдаренышей.

Кто-то узнал меня, давит прищуром, как рысь,

У-ух, ненавидит! «Мотай, – говорю, – пошевеливай...»

Ладно еще, что поэты не все продались,

Но конформистов до жути полно, хоть отстреливай.

(То ль еще будет... Вон митинг пошел на редан,

Близ Ильича расправляет он флаги багряные.

Редкий оратор ворью не сулит Магадан,

И не грозится набить «эти хари поганые»).

Грустно, конечно: приблудышам рифмы не впрок,

Бездари эти припомнят мне строки скандальные.

Раньше бы, тьфу, поматросил-гульнул вечерок.

Бросить пришлось, даже «пойла» пошли самопальные.

Продано. Продано. Все! И растоптано в прах.

Время, как бомж, что торчит на скамейке-колодине.

Сколько в тельняшке еще продержусь на ветрах?

Но не забуду: «Ты счастливей нас, ты на Родине!»

5

Зимнее солнце садится в дома, как в торосы,

Мрак исторический прет, как волна штормовая.

Словно в 17-м, слышите, братцы-матросы,

Так же бескровно почтамт городской занимаю.

Ну, посылай, – говорю, – ситуация схожа! –

То, что успел застолбить и к огласке готово. Ельцину?

Не-е. Беловежец совсем ненадежен,

Лучше своим – на родное село Окунёво.

Жил бы отец, поддержал по-гвардейски бы:

«Бросьте Мучить народ, ведь таких мы вершин достигали!»

Нет уж бойца. Поспешил он залечь на погосте,

Ночью в шкафу лишь звенят на мундире медали.

Грустно звенят... Под крестом православным и мама.

Редко – крестов. Больше звездочек, все – фронтовые.

Там соловьи уж – в трудах! – подустали немало,

Я бы сменил их. Но только б внимали – живые!

«Что ж, земляки!..» И быть может, окстятся и внемлют,

Раз хоть поверят тревожному слову поэта?!

Мать бы их за ногу, что они ждут еще, дремлют,

Буркалы пяля на власовский флаг сельсовета?!

Кончились жданки. Да! Катится молох развала:

Вырезан скот и не сеется в поле пшеница.

Силюсь понять я: кукушка ль беду куковала?

Или Пророк нас зомбировал, мча в колеснице?

Ряд бы поверить, что сплошь – «цереушные планы»,

Рад бы и пьянство списать на «масонские козни»,

Если б масоны силком нам плескали в стаканы,

Иль принуждали растаскивать склады-завозни.

Ну, земляки! Ну припомните сами, не труся,

Как мы хлеба поднимали на наших увалах:

Строем «ДТ» шли с плугами, потом «Беларуси»

Сцепки борон волокли – урожаям на славу!

Самый удачливый шел в том напоре былинном

С пламенным флагом на пыльном горячем капоте, –

С нашим, победным! Он гордо парил над Берлином!

Неповторимо. В державном и сталинском взлете.

Что же теперь – при свободах? А речь о продаже

Русской земли – покупай, мол, гектары любые!

Разве не ясно, что нету коммерции гаже?

Это же полный аншлаг, земляки дорогие.

Где ваши вилы, как в том феврале, в 21-м,

Грозные пики, что гневом, не водкой налиты?!

Ельцин, конечно, ОМОНы науськает. Нервы!

Нервы шунтами у всей демократии шиты.

Родина! Грустно... Я сам в этой гадской, кротовой,

В жизни смурной, накаляюсь гремучей гранатой.

Как амбразура, зияет и ящик почтовый...

Хватит базара! Не наш еще год 45-й.

1997–1998