Россия! Русь! На воре вор.
И сатана на пьедестале.
Как раньше – вольница, террор,
Но там хоть личности блистали.
Ты снова предана. Одна!
Без ясновидца и пророка.
И все ж, как Цезаря жена –
Вне подозрений, вне порока.
1996
Ранний час, алкашей перетряс,
Из подъездов – Освенцим народа,
Столб фонарный, как свечка, погас.
До скончания века – три года.
Сонмы новых ошибок и проб,
Но расписан итог, как по нотам:
Я в автобус вбиваюсь, как в гроб,
Он взорвется за тем поворотом.
Ни печали, ни грусти в душе –
Под гипнозом всеобщего свойства,
Жду с каким-то азартом уже
Кульминаций взрывного устройства.
Никому не сносить головы –
Ни дельцу-подлецу, ни поэту.
Где любовь-покаянье? Увы!
Где отвага и жертвенность? Нету.
Мчусь со всеми в огне зоревом
Сквозь моторные выхлопы-вздохи.
На холодном стекле лобовом
Обнажается карма эпохи...
1997
Не пылил, по столу не стучал,
Вроде Ваньку валял понарошку,
В том порядке, как их обличал,
Обнажали, топырили рожки.
Возмущались – напрасно грешу,
Гомонили и хрюкали сыто,
Предлагали поладить: «Прошу,
Стол накрыт и помыты копыта!»
Но качнулся в простенке портрет –
Аскетичный, взрывной, будто атом.
– Это ж бесы! – шепнул мне аскет
В сюртуке петербургском крылатом.
Уточню: кой-кого «замочил»,
О дальнейшем – провалы местами.
Дома «ящик», утершись, включил, –
Тут как тут они, вертят хвостами.
Целый вечер в бесовской игре
Упражнялся над кнопками рьяно:
Щелкнешь – сбулькают в черной дыре,
Только рябь и круги по экрану...
1998
«Пьянству – бой!» –
Плаката клок угрюмый...
Сколько пито горького вина!
Но пришли, и горче не придумать,
И подлей не встретить времена.
Над родным селом плывут гробами
Чаше – тучи, а не облака.
Хоть штакетник редкими зубами
Шепелявит: «Держимся пока!»
Вместо жизни – ветхие облатки,.
Вместо плода – хилый пустоцвет.
Слабых доконали гроб-порядки,
Дерзким, кто не спился, хода нет.
Кто сказал: была судьба-злодейка?
Зло – вторично. Нам и поделом.
Детям как? И внукам? Жизнь – копейка,
И все решкой, решкой, не орлом.
1999
ПРЯМОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ СТРОКИ
Мартены и те заглушили,
И в каждый уезд и улус
Коммерческих флагов нашили.
Верните Советский Союз!
Хватало и стали, и бронзы,
И славы, добытой трудом.
Взорвали партийные бонзы
Страну, как ипатьевский дом.
И так раскурочить Россию
Хазарский сумел каганат,
Что даже с шунтами бессилен
Кудесник Акчурин Ренат.
Так пусть же войдут в кровотоки
Стальные, как сталинский ус,
Прямого воздействия строки:
Верните Советский Союз!
1997
Глаз коли, ни просвета, ни звезд,
В небе сонмище бесов и гадов.
С электрички иду. И мороз
Раздражает, как власть «демократов».
Вот приду я и печь натоплю,
На поэзию душу настрою,
И о недругах думу свою
Деревенским чайком успокою.
Вот один, как бессмертный Кашей,
В сопредельной избе обитает:
Дернул рюмку, натрескался шей,
Может, в баньку сходил, обсыхает.
Знаю, он в небесах не парил.
Не достиг и подножий успеха,
Но каких мудрецов обдурил,
На хромой кобыленке объехал.
В лад бы времени вышел портрет,
Да с героем случилась промашка:
Там, где раньше носил партбилет,
Нынче булькает плоская фляжка.
В пору зла и крушенья систем,
Где кувшинные властвуют рыла.
Сколько разных неслыханных тем
С перестройкой возня породила!
Да вот здесь же, весной удалой,
Цвет черемухи – божье творенье,
Наш герой поперечной пилой
С похмела раскромсал на поленья.
Улетели от наших оград
Даже птахи, разор не прощая...
Снег скрипит. Чьи-то окна горят,
Переулок глухой освещая.
Вот и сам содержатель избы,
И момент воровской, подходящий:
Где-то добыл колено трубы,
Только валенки трюхают, тащит.
Окликаю: «Бог в помощь, сосед!»
С перепугу прибавил он шагу,
Не узнал будто, отклика нет,
Но, скорей, пронесло бедолагу...
1999
«Встать, суд идет!»
Томов пятнадцать «дела»
Судья на стол кладет и оробело
На прокурорский щурится погон.
И воет баба: «Я – не виновата!»
И пышет жаром пафос адвоката, –
На жалость давит платный Цицерон.
«О, слабый пол!» – взыскует благодетель.
И «пол» блазнит – точь-в-точь
Трехлеток-нетель,
При телесах, при золоте серег.
Любой из нас для этой лярвы – лапоть,
В глазах ее одно желанье – хапать,
Но бес попутал. Бог не уберег.
Свидетель я. Сижу, как в пассатижах,
Душа летит «фанерой над Парижем».
Но никому не страшно, черт возьми!
Ужель мы все под бесами сломались,
И хоть по правде вдрызг изголодались.
Согласья нет меж русскими людьми?!
Судья не Бог, он кодексу служака,
Он чтит статьи, их эвон сколь! Однако,
Бабенке, знать, не «светит» ни одной.
Она уж – ха! – отдаст и «сбереженья»,
Слезу прольет, ведь звезд расположенье
Так благосклонно к мафии родной.
А суд идет. Он судит все, «как надо».
Я ж накален, как «Ф-1» – граната.
Неверный вздох и выскочит чека.
Даю в пылу и гневе показанья,
Но тщетно все – кругом глаза бараньи: