В каждую субботу, вечером - [24]

Эмма Сигизмундовна с трудом натягивала немыслимо яркую кофту, охорашивалась, вертелась перед зеркалом.

— Правда, чудесно? Хотите, примерьте, вам тоже пойдет, я уверена.

— Мне некогда, и потом, вряд ли она подойдет, я ведь толстая, — уклончиво отвечала Асмик.

Но Эмма Сигизмундовна умела настоять на своем.

— Прошу вас, дорогая, ну, ради меня…

Асмик уступала, кое-как втискивала свои мощные формы в кофту, трещавшую по всем швам.

Эмма Сигизмундовна долго всматривалась в нее. Лицо ее принимало молитвенное выражение.

— Да, — изрекала она наконец. — Эта вещь создана для вас.

— Правда? — наивно спрашивала Асмик и смотрела в зеркало, поистине не веря своим глазам.

А Эмма Сигизмундовна продолжала:

— Вы в ней совсем другая, тоненькая, как южноамериканская лиана.

И, не краснея, бесстыдно уверяла, что в этой кофте Асмик можно дать на добрых пятнадцать лет меньше, что она в ней девочка, просто девочка, да и только!

— Но я не отдам ее вам, я ее себе оставлю, она мне тоже идет, — заявляла Эмма Сигизмундовна.

Асмик великодушно соглашалась:

— Берите, какие могут быть разговоры!

Эмма Сигизмундовна вздыхала в ответ:

— Нет уж, забирайте, пока я не раздумала. Она как на вас сшита. И совсем недорого — шестьдесят пять рублей.

Асмик выкладывала ей деньги, брала кофту и ни разу не могла надеть ее.

Володя злился, на чем свет стоит ругал Асмик.

— Чего ты нюхаешься с этой спекулянткой? Она же на тебе здорово зарабатывает!

Асмик соглашалась с ним, клятвенно обещая ничего больше не покупать у Эммы Сигизмундовны.

Асмик хорошо зарабатывала, но погоня за туалетами основательно подкосила ее бюджет.

Володя получал ставку ординатора, все деньги отдавал Асмик и был на редкость неприхотлив, ему ничего не нужно было, ни пальто, ни костюмов, ни нарядных рубашек.

Он сердился, когда Асмик покупала ему рубашку, или белье, или итальянские, жатой кожи башмаки.

— Я не франт, — говорил он. — Прохожу в том, что есть.

— Я хочу, чтобы ты был красивый, — отвечала Асмик и продолжала покупать для него, что ни увидит.

Бабушка, как и обычно, часто звонила ей по телефону.

Расспрашивала о здоровье, ругала за то, что Асмик не пишет диссертацию.

— В наше время, — кричала бабушка, — с твоими способностями, пренебрегать научной деятельностью…

Асмик слушала ее сокрушенно. Бабушка еще не знала о самом главном — о Володе.

Что будет, когда она узнает?

Она посоветовалась с Володей. Володя отнесся к ее словам безразлично.

— Мне бы твои заботы, — сказал он. — Ты что, все еще мыслишь себя несовершеннолетней?

Асмик разозлилась и заказала разговор с Ереваном на ноль часов.

Ночью слышимость была всегда отличной.

— Бабушка, — начала Асмик, — у меня новость…

— У меня целых две, — перебила бабушка. — Во-первых, я еду на конгресс в Амстердам, а во-вторых, у Ленивца была чумка, но в легкой форме, мы с Шушкой пичкаем его витаминами, и он поправляется…

Асмик слушала ее. Как начать? Как подойти, чтобы не испугать бабушку?

— Что же ты молчишь? — спросила бабушка. — Может быть, не надо давать так много витаминов? Это все Шушка, я против, а Шушка все свое.

Асмик решилась сразу, словно с головой в воду.

— Бабушка, я вышла замуж.

— Плохо слышно, — закричала бабушка. — Повтори еще раз!

Должно быть, она все-таки что-то расслышала, потому что голос ее зазвучал встревоженно.

— Я вышла замуж, — сказала Асмик. — Я люблю, и меня любят, и я очень счастлива.

— Сумасшедшая, — сказала бабушка и замолчала.

— Алло, — позвала Асмик. — Бабушка, куда же вы пропали?

Бабушка не отзывалась.

Асмик стучала по рычагу, кричала изо всех сил:

— Дайте Ереван! Безобразие! Почему вы прервали разговор?

— Не ори, — неожиданно тихо сказала бабушка. — Я тебя хорошо слышу. Кто он, этот безумец?

— Врач, — ответила Асмик. — Мы вместе работаем.

— Значит, диссертация побоку? Теперь уже окончательно?

— Нет, почему же, — пристыженно сказала Асмик.

Она не думала ни о какой диссертации. Ни о чем решительно не могла думать, только о Володе.

— Напиши мне подробное письмо, — приказала бабушка. — А то я, кажется, не все понимаю по телефону.

Асмик написала длиннющее письмо. Описала Володю, его внешность, манеры, характер. Только об одном умолчала — о Володином возрасте. Боялась, бабушка прочтет и разразится долгими поучениями и назиданиями о поспешности и необдуманности предпринятого Асмик шага.

«Ну, а если она его увидит, — размышляла Асмик. — Что тогда?»

Ей представлялись черные, изумленные глаза бабушки, сравнивающие ее и Володю. От нее можно ждать всего, чего хочешь, возьмет да и ляпнет прямо, без обиняков:

— Несоответствие возрастов — верный залог недалекого развода.

Или еще что-нибудь в этом роде. Что ж, пусть ее.

Она, Асмик, земная, жизнелюбивая. Она не хочет подавлять свои желания. Она верит Володе, верит в его любовь.

И Асмик усмехалась своим мыслям. Вот до чего дошла! Не только красиво говорит, но и думает крайне изысканно…

14

Туся не любила воскресенья.

Уже в субботу ей виделся длинный, бесконечно долгий, как дорога в пустыне, день. Нет работы, ничего не надо делать, она одна и четыре стены.

Сама о себе она думала так:

«Я из той породы, что трудно переносит одиночество».

Правда, ее нельзя было назвать совершенно одинокой. У нее были друзья, и они любили ее, но у каждого своя жизнь, а она — она была то, что теперь модно называть «женщина с неустроенной судьбой».