В каменной долине - [116]

...Если перевести известные слова, вернее, мысль Есенина: «Все от древа — вот религия русского народа» — на армянский (я имею в виду смысловой, а не буквальный перевод), вышло бы так: «Все от камня — вот религия армянского народа»... Даже в армянском литературном стиле (это относится как к прозе, так и к поэзии) есть что-то от мастерства камнерезов, камнетесов, каменщиков. Камень учит лаконизму, сдержанности и скупости, он требует умения выразить многое посредством малого, а значит — ясного плана, твердой руки и верного глаза.

В «технике камня» написано и «Горнило», и это как нельзя лучше отвечает сюжету романа. Впрочем, в сюжете «Горнила», как и в сюжете «Дзори Миро», — два слоя, первый очерковый, и это понятно: проблема освоения «каменной целины» для Армении одна из самых злободневных.

«Люди, съехавшиеся в Акинт из разных мест... вместе с готовыми домами... получили равные каменистые участки. Освобождали от камней свои участки, обстраивались. За домом, сбоку от дома каждый построил кухню, хлев, сарай». Не обошлось и без конфликтов. Вот первый, он сразу бросается в глаза — уж очень хорошо знаком по очерковой литературе: «Тракторист Напо привез ночью на свой участок плуг. Напо добра не ждал — в совхозе плуг пока всего один, а каждый участок может десять таких плугов из строя вывести... Но ему повезло, с плугом ничего не сделалось. Уволил директор Киракосян тракториста Напо с работы, а потом принял снова... Вот и все. В конце концов Напо в накладе не остался — выворотил из своей земли огромные камни. Одни можно было разбить и откинуть плугом в сторону, другие упрямились, сопротивлялись. Такие плуг не берет. Тут уж бей молотком да вставляй колья. Переселенцы, жители новорожденного поселка, засыпали со стуком молота в ушах и просыпались со стуком молота в ушах».

На очерковом уровне тема ясна — мы хорошо представляем себе, что будут герои делать дальше: почти вручную, техника на этих крохотных участках пока бессильна, освобождать землю от камней. Мы даже название этому «очерку» придумали, вернее, извлекли из текста: «Битва с камнем».

Однако Галшоян назвал свой роман иначе — «Горнило» и сам дал к этому названию смысловой «ключ»: «...зажатое между горами и оврагом плато (на нем-то акинтцы и начинают свою битву с камнем. — А. М.) имело вид горнила. Горн по-армянски «бов». Но у слова этого — бов — есть и второе, переносное значение: средоточие испытаний. И если мы посмотрим на рассказанную нам историю о единоборстве человека с камнем с этой точки зрения, она приобретет более глубокий смысл. На какое-то время мы вроде бы даже забудем о том, что действие романа происходит в наши дни, и будем воспринимать ее так, как будто перед нами первозданная пустыня, где с помощью только что изобретенных молотов первые люди, строя первую на земле цивилизацию, превращают камень в хлеб: «Под этим несуразным камнем лежит кусок хлеба, надо разбить камень и вырвать этот кусок!.. И под другим камнем есть кусок хлеба, и под третьим... Под каждым камнем лежит кусок хлеба. Схватись с камнем, отними кусок хлеба». И как только мы переходим на этот второй, более глубокий сюжетный уровень, неуловимо меняется и походка прозы, приобретая тяжеловатую «библейскую» ритмичность:

«Освобождали участки от камней и этими же камнями огораживали свои участки.

Освобождали участки от камней, выкидывали камни за ограды.

Освобождали участки от камней...»

Но просто разбить камень, выкинуть его за пределы освоенной земли недостаточно; надо одомашнить его, приручить, наделить душой и жизнью, больше того, заручиться его поддержкой в борьбе с «властью хлеба», ведь хлеб, если не подчинить его, может съесть человека». Мысль эта — главная в «Горниле», поэтому так важно для Галшояна отношение человека к «проблеме хлеба», я бы сказала даже, что это своеобразный «тест» — ответ на него дает как бы психологическую «формулу» персонажа. «Где хлеб, там и дом», — утверждает, например, Про, и этот ответ характеризует не только ее, но и старшего брата Арма, Мирака и Еро с сыном Варосом — всех, для кого слово «польза» стало главней всех остальных слов... Впрочем, отношение к хлебу — только один из пунктов этого психологического «теста». Пункт второй — отношение к камню. Для деда Назик камень — что дом, наделенный жизнью и воспоминаниями, для бездельника Артуша — всего лишь... «подушка»: «Куда б ни поехал, везде камень найдется, чтоб под голову подложить». Для богатыря Баграта камень — единственный достойный соперник, от которого не нужно скрывать «страсть к труду», тогда как для Еро — просто «товар» — «Сколько стоит машина камней»...

Вторая часть «теста», как мы видим, дает более тонкую психологическую характеристику. Эта тонкость особенно ощутима, если сравнить ответы тех, кто на первый вопрос ответил одинаково. Так, в отношении к «проблеме хлеба» Каро-строитель и Арма-философ единодушны. А вот в отношении к камню... Камень Каро — это камень, освобожденный от бытовых связей с жизнью, он пригоден лишь для строительства «монастыря духа»; его камень словно бы и массы не имеет, не камень, а «знак камня». Камень Арма — это гур, то есть не просто одомашненный прирученный камень, а камень, соединивший в себе идею красоты и идею пользы, и в этом смысле он подобен правильному саду, где всегда найдется место не только для полезной лозы, но и для бесполезной ивы. «Не знаешь, что такое гур? — спрашивает Арма у сынишки Мирака и объясняет: — В него вливается вода, просачивается сквозь камень и капает в кувшин чистая, как слеза». И дело тут не в эстетических установках. Как и его отец, Арма уверен: «Если б гур или еще что-нибудь в этом роде было бы лишним, человек бы не вышел из пещеры. Если наступит день, когда все мышцы человека станут работать только на хлеб, пиши пропало, вернется человек назад в свою пещеру, к своему первобытному житью-бытью, даже если станет жить в небоскребах...»