1
— Але-а!.. Але, душа моя!.. Але-е-е!..
Старик, опираясь на палку, кричал протяжно и певуче. Овцы разбрелись по горному склону, а Зоро... а старый Зоро и не пастух вовсе, в селе вообще пастуха нет, стадо по очереди пасут, ну и настал черед Зоро. А Зоро, крупнотелый, густоволосый, опирается привычно на палку и зовет:
— Але-а!.. Але, душа моя!.. Але-е-е!..
Так вот с самой зари кличет...
Эх, когда ж это было — весна, утро синее, мягкое, и весь мир синью отливает. И в синей дымке чело Марута-горы. И синее небо выплеснулось в ущелья и растеклось по ним. И на теснины оседает синеватый дух прилепившихся к ним сел. И синь ущелья закипает от неуемного бега реки Талворик... Ягнята и козлята, что стелются у подножия Марута-горы, изумленно знакомятся с весной и с белым светом. Молодняк и мордой, и языком, и настороженным взглядом ощупывает камни и кудрявый мох на камнях, принюхивается к запахам земли, остерегаясь подвоха — пырея и сухих колючек, а воробей вспорхнет — молодняк шарахается. Мохнатые детеныши знакомятся с весной и белым светом, а Зоро — мальчонка лет десяти-одиннадцати в портках из козьей шерсти да в обувке из козьей шерсти, стоит тот Зоро на голубой скале и с силой раскручивает привязанный к веревке камень — жж-жж-жж! — чтоб запустить его подальше в ущелье. Камень со свистом пролетает над головами девчат — те возятся на огороде — и низвергается в ущелье. Это как раз самое интересное: камень со свистом долетает до ущелья, а над ущельем вдруг слабеет и плюх вниз, как подбитая ворона.
Склон горы рябит яркими платьями девчат. Одна из них — маленькая Але, ей лет семь-восемь. Але с черными блестящими глазищами, Але с парой тоненьких косиц. Але босая, в цветастом фартучке, Але огонь-девочка. Как козленок. Ага, тот самый, что у Зоро, белоухий. Скачет себе с камня на камень... Але... На голове венок... Але... Букет горных ромашек на ветру... Маленькая Але... И Зоро вдруг осознает, чувствует, что она, Але, его. Ничья больше — его, и все. Его и этот синий мир, и это согласное утро, и шелкогрудая Марута-гора. И клок облака, светло опустившийся на купол храма Богородицы. И шум извилистой реки Талворик. И дым, курящийся над селом. И козлята с ягнятами, шустрые, вертлявые, они тоже его. Солнце, небо, цветущие камни, скала, на которой крутит он свою пращу — жж-жж-жж! — ага, ага, и эта сумасшедшая праща — его. И Але — на голове венок, скачет козленком маленькая Але с камня на камень — его она, его и ничья больше.
2
— Але-е!.. Але, душа моя!.. Але-е-е!..
Старик, опираясь на палку, кричит протяжно и певуче.
А то весеннее утро казалось ему таким голубым и прекрасным оттого, наверно, что скоро ожидалось затмение солнца...
Пастушонок с зеленым прутом в руках приметил в то утро для себя, нашел для себя маленькую Але, которую суждено ему было потерять...
И встретил он ее спустя пятьдесят пять лет...
Когда надумал Зоро женить своего младшего, вино для свадьбы решил он купить непременно сам и непременно в Араратской долине... Раньше туго приходилось, старшим сыновьям пир горой не закатывал — подобье свадьбы было, и ладно. А теперь, слава богу, может он все село созвать, для ближних и дальних такой стол будет, что любо-дорого. А уж вина-то, вина отборного должно быть вдосталь. И конечно, из Араратской долины. И конечно ж, домашнего. Как ни убеждал старший сын (у него давно свой очаг, он отрезанный ломоть), как ни уговаривал средний (и у него свое отдельное хозяйство) достать выпивку с винного завода, мол, дешевле выйдет, Зоро на своем стоял, вино должно быть из Араратской долины, и сам он, Зоро, его будет выбирать.
Уже столько сел объездили, и в каждом селе из стольких карасов перепробовал Зоро вино, да ни одно не пришлось ему по вкусу.
Сгущались сумерки, сын хмуро гнал машину. По обочинам шоссе темнели густые ряды деревьев. И вдруг меж деревьями проглянулась дорога. И Зоро почему-то засуетился — проехали уж было, а он руку на руль кинул. Машина соскочила с дороги и запуталась в поросли. Особой беды не случилось — так, пара царапин на двери, но сын вспылил.
— Ты, сынок, не кипятись, — наставительно сказал Зоро. — Нет худа без добра. Это село мне по нраву. — И потом, уже в центре села, попросил остановить машину. — Хорошее вино будет или нет, а тут купим, — и подошел к толпившимся мужчинам.
Вина у всех хватало; каждый готов был отвести Зоро в свой погреб. Только один — худущий такой — молчал, и Зоро именно к нему обратился.
— Отчего ж нету? — ответил тот. — У кого сад есть, у того и вино будет.
— Видит бог, — объявил Зоро, — на свадьбе сына твое вино будем пить. Пойдем к тебе.
Дом, увитый виноградными лозами, дышал ароматом вина. На стволе абрикосового дерева, росшего возле дома, висели связки красного перца. Маленькая резвая старушка снизывала перец с одной связки.
— Ладный, брат, у тебя дом. — И дом, и сад Зоро в самом деле очень уж понравились. — Живи да радуйся.
Старушка живо обернулась на голос. Хотела было кинуть перец в решето, да замешкалась, так и застыла со связкой красного перца под мышкой, стоит себе и с любопытством разглядывает пришельца.
— Твоя нареченная?
