В честь пропавшего солдата - [79]

Вечером мой отец сидит за столом и с угрюмым лицом читает газету. Когда он разворачивает её, то я читаю на первой странице «Правда» и ниже:

«Атомная бомбардировка Хиросимы. Опустошительные последствия бомбардировки американской военной авиацией Японии».

Я иду на кухню.

«Что такое, мама, что за атомная бомба?»

«Ах, сокровище, — говорит она, — я точно не знаю. Но это не для детей. Не думай об этом, ты ещё слишком мал».

Я привязываю свою руку ремнём к кровати, чтобы не вставать во сне и не блуждать по дому. Время от времени легкий ветерок колышет штору. Я чувствую аромат ночных садов. Слышу из соседнего дома монотонный голос радио, который интимно читает в тихом вечернем летнем воздухе сообщение о том, что «согласно последним сообщениям город полностью разрушен. Число погибших оценивается в несколько десятков тысяч, вторая атака ВВС США…»

Что, если он теперь там, что он сражается в Японии? Где она, как мне туда добраться? Он лежит в своей маленькой палатке, и вокруг него взрываются бомбы…

Голос из радио продолжает читать сообщение, но я больше не утруждаю себя вникать в его слова.

Он умывается у раковины. У него сильное, гибкое тело, с которого по ногам на пол стекает вода. Он подтаскивает меня к себе и успокаивает.

Рейд к Цейнтуурбаан[72] будет моей последней попыткой.

5

«Твоя новая школа в центре», — говорит мой отец.

«Это слишком далеко для тебя и я буду давать тебе деньги на трамвай».

Он бреется на кухне, его голова напряжена, а глаза смотрят на отражение в зеркале. Его рука производит плавные размеренные движения; без промедления, уверенно ведёт он острой бритвой сверху вниз.

Если бы он знал, сколько я этим летом прошёл пешком, про все мои скитания по городу, про уверенность, с какой я в каждом из своих походов пытался найти эти глаза, этот запах, это дыхание. Бритва скользит по его коже и собирает толстые мыльные сгустки, а чистая поверхность в дорожках на его подбородке очень напоминает по цвету кожу только что остриженной овцы.

«Это не так уж и плохо, — отвечаю я. — Школа во Фрисландии была тоже далеко. Вероятно, даже ещё дальше».

Ещё рано, я ем свой бутерброд с маслом и слушаю шелест деревьев в саду. Из гостиной слышны крики моего братика, этот шум нарушает размеренное настроение утра. Вскоре моя мать в раздражённом настроении входит в кухню, в вытянутой руке у неё тарелка с бутербродами.

«Это невыносимо, он съел только кусочек. Невозможно, чтобы он оставался голодным».

Я смотрю на её расстроенное и усталое лицо. Она нервно трёт свои виски и обиженно ставит чайник на плиту.

«Не нужно всегда так раздражаться».

Голос отца искажён из-за необычной позы, стоя в которой, он пытается повернуть голову.

«Когда он проголодается, то съест то, что ему дают. Оставь его в покое».

Я делаю глубокий вдох и думаю о моей новой школе. Мыло для бритья приятно пахнет чистотой и свежестью. Из гостиной по-прежнему слышатся сердитые детские крики, и мне вспоминается, как наслаждалась тишиной моя мама, сидя на лугу среди высокой травы.

Через полчаса после ухода моего отца я выхожу за дверь. Мой портфель тяжёл из-за новых книг и тетрадей: алгебра для шестого класса, новая хрестоматия и английский для начинающих. На мне ботинки, основательно начищенные гуталином до такой степени, что выглядят как новые, но они слишком малы и жмут; снова были извлечены мои бриджи[73] и поверх рубашки с карманом мама повязала блестящий галстук.

«Только для первого дня, — сказала она. — Там нужно хоть раз появиться в опрятном виде».

Я мельком взглянул в зеркало и сразу же быстро отвернулся.

Был ли это я? Эра белой школы окончательно завершилась.

На мгновение мне кажется, что под весом портфеля и жмущих ботинок я теряю равновесие, поэтому я быстро хватаюсь за перила и спускаюсь по лестнице осторожными шагами. На углу улицы осматриваюсь, я знаю, что мать стоит за ярко-красной цветущей геранью и застенчиво машет мне. Я вижу, как она горда за меня, своего сына, который идёт в шёстой класс, а в будущем, возможно, станет учеником средней школы[74]. За углом меня обуревает желание вернуться, чтобы посмотреть, стоит ли она ещё там и удержать эту картину в своей памяти как можно дольше. Повсюду велосипедисты, спешащие на работу и группы детей с разноцветными сумками и портфелями, идущие в различных направлениях в школу. Прохладно, на Адмирал де Руетервег[75] я перехожу на солнечную сторону улицы и беру портфель в другую руку. С моста Де Клеркстраат[76] я вижу автомобиль, армейскую машину, которая медленно движется внизу, у воды, в моём направлении. У каждой боковой улицы она останавливается, словно ищет определённый номер или адрес. Я останавливаюсь.

Есть ли у меня время на то, чтобы постоять?

Я быстро пересекаю мост и, перегнувшись далеко за перила, зачарованно наблюдаю за автомобилем, который, жужжа словно насекомое, медленно подползает ближе. Солнце бликует на лобовом окне, так что я не могу узнать мужчину за рулём, но свесившаяся из окна рука до боли напоминает знакомую мне, и мне кажется, что у головы, которая время от времени высовывается из окна, рыжеватые коротко остриженные волосы.