В чаще лесов - [32]

Дождь льет теперь ручьем, и в лесу от него больше не укрыться. Каждый лист и каждая ветка собирают на себе воду, которая стекает с них при малейшем прикосновении. Мы облеплены кусочками коры и размолотой древоточцами древесной пальмы, перемешанной с дождевой водой. У нас с Селией дождевые плащи из пластика, в которых очень хорошо расхаживать по городским улицам, но здесь они становятся помехой, задевая о каждую ветку, а поэтому мы в конце концов срываем их с себя и обвязываем ими тюки. Через несколько мгновений промокаем до нитки. Капли дождя застилают и туманят мне очки, но я не могу протереть их. Руки в грязи. Слышно лишь, как барабанят капли по листьям.

Все утро колонна движется по извилистой тропе, то взбираясь по крутым косогорам, с которых вода стекает ручьем, то спускаясь с них. Тропа превратилась в узкую полосу грязи, настолько разрыхленной идущими впереди, что по ней стало трудно ступать. Это медленный изнурительный переход. Я взбираюсь вверх, цепляясь за выступающие корни и траву, которая обрывается под руками, а спускаясь вниз, скатываюсь и скольжу на протяжении каких-нибудь пятидесяти футов, пока больно не ушибаюсь о деревья или камни. Толстый слой грязи на ботинках и одежде еще более затрудняет ходьбу.

К полудню сквозь шум дождя и свист ветра слышится впереди какой-то глухой рев. Где-то недалеко протекает река, и рев доносится из узкого ущелья, через которое она мчит свои воды. Мы приходим наконец к длинному и глубокому склону, ведущему в ущелье, к крутой, словно ныряющей вниз, тропе, падение на которой сопряжено с большой опасностью. Я сажусь прямо в грязь и медленно, осторожно спускаюсь вниз, держась за деревья. А затем через завесу из зарослей пробираюсь к берегу реки.

Берег и дно реки устланы валунами, отколовшимися от каменных глыб, которые скатились сюда, размытые такими вот проливными дождями, и теперь река, пополняемая дождем, бурно пенится над ними. Нелегко перейти такую реку. Вода чуть не сшибает нас с ног, доходя до пояса. Дождь бьет по нашим согнутым спинам, а серая мгла наполовину застилает противоположный берег реки. В конце концов мы образуем живую цепь поперек реки, причем более крепкие из нас, примостившись к крупным камням, передают всех остальных из рук в руки друг другу — продолжительная и нелегкая операция. Спотыкаясь, выбираемся наконец на берег и валимся в изнеможении среди разбросанных здесь валунов, не обращая внимания на заливающий нас дождь.

Мы делаем остановку, чтобы перекусить. Кажется невозможным разжечь сейчас огонь, и тем не менее это удается сделать при помощи прутьев, вытащенных из-под камней, под покровом «пончо». Стуча зубами от холода, торопимся съесть разложенный на тарелках горячий рис. Под дождем он становится холодным и водянистым.

У нас мало времени, чтобы переждать дождь или отдохнуть, так как пополудни предстоит проделать подобный же путь. Мы выбираемся наверх из ущелья и вновь попадаем в грязь. Вскоре создается впечатление, что мы просто кружим на одном и том же месте, то взбираясь вверх на гору, то спускаясь вниз в ложбину, и все время нас окружает тот же лес. Грязь кишит «лимагиками», и мы го и дело отдираем их привычным жестом от ног. Уже ложатся предвечерние тени, убаюкивающе монотонно стучат дождевые капли, смыкаются от усталости глаза и слабеют мышцы ног. Но я не думаю больше о том, куда мы держим путь, а соображаю лишь, куда ступить ногой.

После восьми часов похода, полусонные, мы переходим вброд небольшую речку, пробираемся через какую-то листву и оказываемся вдруг на открытом месте, где дождь ручьем поливает наши лица и где из бараков (мы прибыли на продовольственную базу) выходят громко приветствующие час люди, снимают наши ноши и ведут к теплым очагам, где всех ждет пища и отдых.

40

«Багонг Силанг» («Возрождение»). Так назвали эту продовольственную базу работающие на ней люди. Я прихожу к выводу, что все «хуки» — мечтатели и поэты.

Вряд ли можно было найти более подходящее название для этого чудесного места, словно вырезанного на нефрите в зелени заросших лесом возвышенностей. Широкий журчащий ручей огибает это место глубокой петлей, а в этой петле и по ту сторону ручья красуется маленькая ровная, с богатой растительностью равнина. Вокруг круто вздымаются утопающие в листве высокие взгорья. Посаженный здесь рис уже вытянулся в трубку и колосится. Культивируются также «кассава», «камоте», «калабаса», помидоры и табак.

После дождя небо стало чистым, голубым. Над «Ба-гонг Силангом» царит безмятежная тишина. В ярких лучах солнца клубится дым из бараков, которые можно было бы принять за бревенчатые избы, воздвигнутые у лесной просеки, за хижины первых поселенцев в диких местностях штата Кентукки в эпоху Буна[36]. А эти люди, направляющиеся по тропе в чащу лесов, похожи на поселенцев, идущих с длинными ружьями на охоту за дичью. Именно этим они действительно собираются заняться, так как это товарищи, которым поручено охотиться на оленей, чтобы пополнить наши скудные припасы. В качестве следопытов выступают и разведчики, которые наблюдают за тем, чтобы никто нас не выследил.