В бурном потоке - [166]
Вдруг Дося оборвала свое тремоло. Натянув на руку чулок фиалкового цвета, она углядела на нем дорожку. Нахмурившись и урча, как рассерженная кошка, она исследовала замеченный изъян. В раздражении швырнула чулок на пол.
— Черт знает что! Всё рвань! Ни одной цельной пары нет! — Она зябко повела плечами, плотнее закуталась в шаль и только тут удостоила заметить Йозефа. — Ах, Иосиф Иосифович, чего это ты стал на пороге? Войди или выйди… или — нет, лучше войди и помоги мне найти сапожки, ну, ты знаешь, те юфтяные, обшитые мехом, — я их уж два часа ищу. Не ты ли их прибрал куда подальше с хваленой твоей чешской аккуратностью? Я уж просто с ног сбилась! И надо же, пропали перед самым отъездом! Но что с тобой? — Она замолчала и выкатила на него серые глаза, которые эффектно оттенялись прямыми золотистыми бровями.
Едва войдя в комнату, Йозеф наступил на корзиночку для рукоделия и раздавил ее каблуком; отпрянув в испуге, он оступился и расшиб себе коленку о стол. Теперь он прыгал на одной ноге и ругался:
— Что все это значит, Досифея Дмитриевна? Чем это ты занята? О каком отъезде ты болтаешь?.. О, ч-черт! В довершение всего разорвал свой парадный мундир. Откуда здесь взялся гвоздь? Безобразие!.. Нет, осточертели мне все эти тряпки!
Дося, наблюдавшая за ним чуть раздраженно и свысока, тут все же поняла, что он зол не на шутку. Двумя бесшумными быстрыми шажками она настигла его прежде, чем он успел отворить дверь. Обняла упрямца, погладила ушибленное колено и силком усадила в кресло, предварительно смахнув груду платьев в открытый пустой чемодан.
— Сядь, милый, отдохни! Постой, я принесу тебе скамеечку для ног. А прореху мы заштопаем, никто и не заметит. О, боже, что за физиономию ты скорчил! Убери сейчас же морщинки на лбу! Ты абсолютно прав, у меня кошмарный беспорядок! Но кто в этом виноват? Большевики! Да, да, не спорь, большевики. Это они внушают прислуге всякие дурацкие идеи, и вот этакое тупое животное, небезызвестная тебе Наташа, осмеливается мне заявить, что ей надоели мои вечные придирки — как это тебе нравится? — и что нам, буржуйским дамочкам, нечего нос задирать, нам еще покажут! Ну, что ты на это скажешь? Эта корова назвала меня буржуйкой, а когда я дала ей по морде, просто-напросто ушла, хлопнув дверью… Но не буду тебя расстраивать, дорогуша! Все это выеденного яйца не стоит! Дай-ка я тебе подложу подушечку за спину — вот так! А сейчас ты у меня выпьешь чайку.
Она побежала к самовару и вскоре, напялив на себя шляпу с перьями, вернулась, приплясывая, и, жеманно присев, подала ему стакан; снова побежала к самовару и принесла клубничного варенья на блюдце; настояла на том, чтобы самой поить его с ложечки, и все это, ластясь, щебеча и воркуя, не давая ему опомниться.
Йозеф, продолжая для виду дуться, позволял себя баловать, постепенно сдаваясь, пока окончательно не растаял, почувствовав на шее и щеках прикосновение Досиных рук (этих круглых, мягких рук, против которых не мог устоять)… уступив, как он всегда уступал во время их размолвок.
Они познакомились в сентябре. В то время полевая типография второго чехословацкого пехотного полка была переведена в Киев, и командование, ввиду трудностей с постоем, разрешила легионерам селиться на частных квартирах. Хозяйка одного из товарищей направила Йозефа к Досифее Дмитриевне Паниной, сдававшей отдельные комнаты своей барской квартиры солидным жильцам, преимущественно иностранцам.
Она носила неполный траур. Спустя некоторое время Йозеф узнал, что Панин, небезызвестный в свое время адвокат, не переселился в мир иной, а, по выражению Досифеи Дмитриевны, был ею вырван из сердца после того, как он, отчасти побуждаемый сомнительной денежной аферой, отчасти же предпочтя оккупированную англичанами и французами Одессу как более надежную гавань взбаламученной украинской столице, тайно бежал, прихватив брильянтовые запонки и другие ценности из личного имущества своей супруги.
Образ жизни Досифеи, привычка вставать и завтракать не раньше полудня, но зато проводить ночи напролет в обществе анемичных представителей богемы; ее обыкновение одеваться и подмазываться, как на сцену; ее экзальтированное увлечение оперой вообще и оперными певцами в частности, — все это должно бы скорее оттолкнуть Прокопа. В самом деле, поначалу их встречи сводились к обмену приветствиями, случайными замечаниями о погоде да к вручению и приему квартирной платы. Но как-то в воскресенье Йозеф, простудившись, остался дома, в кровати, и Досифея Дмитриевна взялась за ним ухаживать (единственно по доброте души и, разумеется, с соблюдением всех приличий). Она угостила его пожарскими котлетами, пирожками с капустой, настойкой и чаем; пела, чтобы его развлечь, — и отнюдь не французские куплеты, которые обычно исполняла и особенно любила, а нечто более подобающее воскресному посещению больного: романс «Очи черные» и народную песню «Во поле березонька». Таким образом, Йозефу открылось, что у Досифеи Дмитриевны доброе сердце и множество других, ранее им не замеченных достоинств.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов, безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.
Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.
Мифология, философия, религия – таковы главные темы включенных в книгу эссе, новелл и стихов выдающегося аргентинского писателя и мыслителя Хорхе Луиса Борхеса (1899 – 1986). Большинство было впервые опубликовано на русском языке в 1992 г. в данном сборнике, который переиздается по многочисленным просьбам читателей.Книга рассчитана на всех интересующихся историей культуры, философии, религии.
В сборник вошли маленькие рассказы и зарисовки, которые не были опукбликованы при жизни Франца Кафки.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.