«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе - [54]

Примечательнее всего в словах Манна то, что они прозвучали на фоне установившейся в Пенджабе после 1995 года мирной политической обстановки и комфортабельного интерьера его собственного жилища. Несмотря на свою довольно-таки воинственную местами риторику, он стал уважаемым политиком и на момент нашей беседы жил не где-нибудь в бункере или подпольном укрытии, а в двухэтажном загородном доме, типичном для верхнего среднего класса. В гостиной здесь лежал огромный кашмирский ковер, мебель была подобрана с большим тщанием, а стены украшали гравюры со сценами пенджабской жизни, взятые из английских путеводителей XIX столетия. Словом, у него были все атрибуты мещанского успеха: подававшая чай изящная и почтительная супруга, сын, изучавший в США бизнес, и милейший кокер-спаниель по кличке Май.

Манн выглядел в точности как статусный «слуга народа», каким и хотел стать после окончания колледжа в Чандигархе, когда поступил в полицию и служил начальником участков в Фаридкоте, других городах Пенджаба и даже в Бомбее. Как видно из его фамилии, Манн принадлежал к одной из престижнейших групп в рамках доминирующей касты джатов, поэтому его уход с государственной службы в знак протеста против вторжения индийской армии в Золотой храм в 1984 году, известного как операция «Голубая звезда», наделал немало шума. В адресованном президенту Индии Заилу Сингху прошении об отставке Манн сравнил правительственные репрессии с тем, как англичане расстреливали индийских митингующих в 1919 году в парке Джаллианвала Багх в Амритсаре. В еще более сильных выражениях он обвинил индийские власти в том, что они находятся «в шаге от геноцида сикхов»[235]. Подобная выходка со стороны человека его ранга и квалификации, да к тому же и состоящего на государственной службе, была воспринята как оскорбление. Поэтому неудивительно, что пару месяцев спустя Манна обвинили в соучастии в убийстве премьер-министра Индиры Ганди.

С тех пор Манн был в бегах, под следствием или в заточении, в том числе около пяти лет – в одиночке. Своих гонителей он обвинял в использовании пыток и показал мне то, что должно было свидетельствовать об их крайней жестокости. В частности, приподняв бороду, Манн продемонстрировал места, где ему выдергивали волосы. Еще другие шрамы были у него на ногах. На некоторых пальцах ног отсутствовали ногти, недоставало нескольких зубов, выбитых или специально вырванных его тюремщиками. Он также утверждал, что его искалечили, подводя оголенные провода к гениталиям: одно из яичек сжалось и теперь свободно висело в мошонке. Формально его заключение проходило как «задержание» в ожидании суда. Даже после тридцати двух арестов приговора ему ни за что так и не вынесли. Все эти пытки и унижения, по его словам, – обычная силовая тактика индийских властей в борьбе с воинствующими сикхами, благодаря которой ряды движения значительно пополнились.

Рис. 14. Симранджит Сингх Манн, политический лидер сикхов, заключенный по подозрению в организации убийства Индиры Ганди, демонстрирует места, где ему выдергивали волосы при пытках. Фото: Марк Юргенсмейер

Вдобавок к «заговору с целью совершения насилия» снятые впоследствии обвинения против Манна включали измену и подстрекательство к мятежу, однако мне он сказал, что воевал не с Индией как таковой. Нынешнее правительство он описывал то как «светское», то как «проиндусское», приводя быстрый взлет «Бхаратия джаната парти» (Индийской народной партии, БДП) как пример его покровительственного отношения к индуизму. Когда, убив пятерых человек и ранив еще шестнадцать, агрессивные сикхи напали на сторонников БДП, пока те ехали на автобусах в Кашмир через Пенджаб в ходе «марша единства» – на дворе был январь 1992-го, – то впоследствии утверждалось, что это было выступление против того самого «религиозного единства» Индии. «Марш единства», по словам Манна, «необходимо было остановить любой ценой – хотя бы и силой».

И все-таки брожение среди сикхов началось задолго до взлета БДП, а их партия «Акали Дал» – хотя и не та ее фракция, к которой принадлежал Манн, – однажды на выборах даже составила с ней коалицию. Исходя из этого, можно сказать, что «индуизация» индийской политики была далеко не единственной причиной сикхских восстаний 1980‐х – начала 1990‐х годов. По словам Манна, цель движения – не только оспаривать власть индуистов, но и «защищать сикхскую общину» от секулярного окружения. Кроме того, оно стремилось поддерживать сикхов в утверждении того, что они полагали своими законными правами и нуждами. Являясь, по выражению Манна, «национальным этническим меньшинством», сикхи должны были уметь за себя постоять.

Однако единой точки зрения внутри сикхского движения никогда не было, и один из наиболее фанатичных его поборников – и настоящий кумир Манна – рассматривал эту борьбу почти что исключительно в религиозных понятиях. Звали его Сант Джарнаил Сингх Бхиндранвале, и этот сельский проповедник из центральной части Пенджаба был голосом воинствующего сикхизма с самого его зарождения в 1978 году и до самого заката в ходе трагических событий 1984-го, которое совпало с его собственным мученичеством. Бхиндранвале был деревенским учителем-самоучкой, призывал к покаянию и активной защите веры. Из-за его выдающейся способности излагать величайшие идеи простыми словами и ясными образами Манн полагал его одной из самых масштабных личностей в истории сикхизма: якобы он «сумел заявить о господстве индусских властей, о напрасных мучениях сикхов – и притом в перспективе их истории и традиции».