Успокой моё сердце - [70]
Не успеваю сдержаться, озвучивая ответ раньше него.
— Подумай.
Удивленно изогнув бровь, мужчина оглядывается на меня. Безразличие, застывшее на его лице и глазах маской, подергивается слабым интересом.
— Откуда?.. — он не говорит фразу целиком, но мне этого и не нужно. Смысл и так вполне ясен.
— Маркус, — пожимаю плечами. За этим именем не стоит ничего плохого. Его вообще, по сути дела, уже и нет.
— Ты права, подумай. Дальше.
Длинный палец моего похитителя замирает на крайнем правом «Tuer».
— Варианты, Изабелла?
Опускаю глаза, медленно качая головой из стороны в сторону. Я не француженка. И никогда не думала, что столкнусь с этим языком.
— Убей, — Каллен произносит это слово с невероятным чувством. Испытывает удовольствие, когда слышит его.
Против воли вздрагиваю. Мурашки копошатся сильнее.
— Что же мы имеем, — Эдвард вздыхает, перечисляя уже названные слова, — отмени, подумай, убей.
Повторно дергаюсь, когда вся цепочка собирается вместе. Звено к звену.
Смысл страшного послания, зашифрованного золотыми буквами на стене, врезается в сознание.
Казнить или помиловать — вот в чем все дело!
— Не самый простой выбор, да? — мужчина усмехается, снова направляясь к моему креслу. Но на этот раз медленно, неотвратимо.
Если первое его приближение можно было сравнить с точно рассчитанным нападением дикого зверя, то второе, вероятнее всего, демонстрирует шествие льва к пойманной добыче. Знает ведь, что она никуда не денется…
— Что предпочтешь? — завораживающие глаза все ближе. Мысли путаются, склеиваясь друг с другом и прячась в самые дальние углы. Моя голова отказывается работать, когда рядом этот человек.
Настолько рядом.
— Поговорите с Джеромом. Он скажет вам правду.
Мужчина останавливается.
— Если ты будешь говорить мне, что делать, я без лишних мыслей выберу третий вариант.
Угроза понятна. Смысл тоже.
— Простите, — это должно вернуть его расположение.
Однако с Калленом подобное не работает. Он лишь сильнее хмурится.
— Я велел тебе прекратить извиняться.
Точно. Извинения. Щека ещё помнит этот урок. Сознание тоже.
— Про… — прикусываю язык, когда начинаю машинально повторять предыдущую фразу. Нужно что-то с этим делать.
Смерив меня грозным взглядом, Эдвард продолжает свой путь к кожаному креслу. Как могу стараюсь оттянуть момент, когда он достигнет цели. Все сильнее вжимаюсь в спинку.
— Я жажду правды, — Каллен строит из себя благодетеля, коим, в сущности, никогда не являлся. — В твоих интересах поговорить со мной открыто.
— Джерому снились кошмары, — отворачиваюсь в другой стене, чтобы не видеть его. — Он был очень напуган и не отпускал меня. Я посчитала нужным не уходить.
— Посчитала нужным?..
Не удержавшись, оборачиваюсь, натыкаясь прямо на всепоглощающие омуты. Над чувствами, касающимися ребенка, мой контроль слишком слаб.
— Именно.
Отвечаю без тени страха или сомнений. Твердо, уверенно, предельно ясно.
— И сколько же всего было таких решений?
— Со вторника.
— Со вторника, — повторяет мужчина, застывая надомной в позе завоевателя-победителя. — Четыре ночи…
Киваю.
— Несмотря на мой запрет. Четыре ночи. — Эдвард проговаривает каждое слово, надеясь, что я сделаю хоть что-нибудь. Начну отнекиваться, лгать…
Нет, мистер Каллен. Такого не будет.
— Это вся правда, — вздыхаю, складывая руки на коленях и немного удобнее располагаясь в кресле.
— Вся, — подтверждает мужчина, злорадно улыбаясь.
Молчаливо жду его дальнейших действий. Не могу вообразить, что будет происходить теперь. Очень сложно.
— Свое наказание ты получишь, — рассуждая сам с собой, произносит Эдвард, — осталось решить, что будем с тобой делать потом.
Стискиваю зубы, борясь с желанием высказать вертящиеся на языке слова.
— … если я и дальше позволю тебя быть рядом с ребенком, рано или поздно ты учудишь что-то похуже, чем нарушение моих правил…
Мои ладони сжимаются на кресле. Были бы ногти чуть длинней, вспороли бы эту дорогую кожу.
— … в таком случае будет гораздо благоразумнее отправить тебя куда следует.
Мужчина поворачивается ко мне. Малахиты горят мстительными огоньками.
— … к мужу, Белла?
Это сбивает последние сдерживающие оковы. Вскакиваю, окончательно теряя самообладание. Сама себе на удивление почти пролетаю два метра до Эдварда, застывая рядом с ним. Поднимаю голову, стремясь смотреть в его глаза.
— Вы наказываете меня, — говорю быстро, но довольно четко. Это можно считать подвигом, так как внутри все сжимается от смертельного страха перед возвращением к Джеймсу. Глупо, конечно. Я ведь знала, что так будет. Но не с такой же быстротой! Слишком мало… Слишком мало времени! — Я готова принять это. Но мальчик… Ты наказываешь ещё и его! — перехожу на «ты», окончательно сбрасывая ярмо условностей.
Пусть знает. Я должна была это сказать.
Лицо моего похитителя меняется. Черты заостряются, глаза пылают.
— Кто позволил тебе так со мной разговаривать?
— Кто позволил тебе сажать его на цепь? — вздрагиваю от ужаса, переполняющего тело с головы до ног. На этот раз перед Калленом. Голос совсем сел. Ещё немного — и исчезнет.
— Сажать на цепь? — Эдвард дьявольски усмехается, его брови в изумлении взлетают вверх. — Ты ненормальная.
Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?
Отец рассказывает любимой дочери сказку, разрисовывая поленья в камине легкими движениями рубинового перстня. На мост над автотрассой уверенно взбирается молодая темноволосая женщина, твердо решившая свести счеты с жизнью. Отчаявшийся вампир с сапфировыми глазами пытается ухватить свой последний шанс выжить и спешит на зов Богини. У них у всех одна судьба. Жизнь каждого из них стоит три капли крови.
Встретившись однажды посредине моста,Над отражением звезд в прозрачной луже,Они расстаться не посмеют никогда:Устало сердце прятаться от зимней стужи,Устала память закрывать на все глаза.
Маленькие истории Уникального и Медвежонка, чьи судьбы так неразрывно связаны с Грецией, в свое первое американское Рождество. Дома.Приквел «РУССКОЙ».
Эдвард решает устроить Белле сюрприз и преподнести ей в рождественскую ночь долгожданное обручальное кольцо, руку и сердце. Только вот незадача: между влюбленными протянулась пропасть длиной в океан и полтора континента, а синоптики прогнозируют настоящий праздничный снег, способный парализовать работу аэропортов и заблокировать все дороги…
«Если риск мне всласть, дашь ли мне упасть?» У Беллы порок сердца, несовместимый с деторождением… но сделает ли она аборт, зная, на какой шаг ради нее пошел муж?
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.