Успокой моё сердце - [72]
Ной молодец. Я снова в ауте.
За дверью тихо. Никого не волнует, что со мной происходит. Где я, что делаю, чего жду.
… Марлена наверняка готовит Джерому обед. Вкусные блюда, приправленные ароматными специями. Горячие, почти обжигающие. Домашние… Марлене некогда обо мне думать.
А Джаспер? Ему тоже. Он, наверное, разговаривает по телефону с Элис. Мне показалось, телохранитель любит свою жену достаточно сильно. Наверное, даже чересчур для своей профессии.
Телохранители вообще женятся?..
… Опускаю взгляд обратно на атеистку. Её нога закинута на ногу, по рукам течет ярко-оранжевый сок. На лице улыбка и беззаботное выражение.
Приглядываюсь внимательнее, нутром чувствуя, что так ни у кого быть не может.
Чутье не подводит. У девочки красивые зеленые глаза. На первый взгляд в них светится удовольствие, но если присмотреться они вовсе не улыбаются. Они полны грусти, печали и какой-то внеземной тоски.
Сознание услужливо подсовывает образ Каллена, до сих пор стоящий перед глазами после нашего недавнего разговора.
А что делает он? Сидит в бильярдной, смотрит на золотые слова и ищет ответ? Разве он уже не нашел его, когда велел мне уходить?
Нет, Белла, нашел. Нашел и уже собирает твои вещи. Скидывает все в огромную кучу прямо из шкафов и велит Марлене сжечь их при первой же возможности. Или будет поочередно кидать в камин тихими холодными вечерами. Не для согрева — просто так, от нечего делать.
И не важно, что они совсем новые, что дорогие (оторвав первые несколько этикеток, я не могла поверить своим глазам — в новом гардеробе не было ни одной вещи, дешевле трехсот долларов)…
Имеют ли для этого человека деньги какое-то значение?
«Имеют».
Да, точно, имеют. Наркотики не бесплатны. Их нельзя достать просто так. Нужны деньги. Деньги, деньги, деньги…
Ну не насмешка ли эта природы, что люди платят за смерть? По-моему, в мире уже не осталось ничего бесплатного. Начиная от рождения и заканчивая кончиной — постоянные деньги, постоянная плата, постоянные долги…
Долг…
Мой долг перед Джеймсом. Его не искупить деньгами, мольбами и извинениями. Нельзя вымолить отсрочку, нельзя потребовать подтверждения того, что я вообще что-то должна…
Подтягиваю колени к груди, когда отчетливо вижу перед собой мужа. Его жесткие светлые волосы, его пронзающие серые глаза, его густые брови и небольшой нос с горбинкой. Тонкие губы, которые плотоядно улыбаются каждый раз, когда видят меня. Эта улыбка демона. Именно такими их изображали. Дыхание сбивается, когда мнимое изображение благоверного касается моей руки. Пальцы длинные, холодные, твердые.
От них нет спасения.
Вскакиваю с кресла, пугаясь хлопка, который издает книжка, падая с колен и ударяясь об пол. Кидаюсь к ближайшей стенке, вжимаясь в её поверхность.
Отдышавшись, поворачиваюсь к немому бетону лицом, раскидывая руки и силясь обнять его. Он сильный, он пуленепробиваемый, он безмолвный. Он защитит меня от всего угодно. С ним мне совсем не страшно.
Прижимаюсь к нему щекой, считая собственные вдохи.
Тишина в комнате не тяжелая, не давящая, не смертельная. Легкая и необходимая. Ласковая, почти нежная. Утешающая.
Утешение…
Джером. Мой маленький, мой одинокий и несчастный мальчик. Прекрасное брошенное создание… Его отец сегодня был готов перегрызть мне глотку за то, что я успокаивала малыша ночью. За то, что он поверил мне. За то, что проникся теплотой.
Если бога нет, то ангелы точно существуют. Один из них живет здесь, в темном-темном доме, в светлой-светлой комнате, от которой рябит в глазах. Одень его в белое — ничем не отличишь. И никакие крылья не надо.
При воспоминании о мальчике становится тоскливо, нестерпимо грустно. Как я его оставлю? Как брошу?
Эдвард, Марлена, Джаспер — каждый по-своему заботится о нем. Каждый переживает. Но никто, никто не может стереть его слезы. Они постоянно появляются в самые разные периоды дня.
И за то, что я попыталась, за то, что мне позволил малыш, я наверняка поплачусь.
На миг замираю, словно плетью ударенная появившейся мыслью.
Все из-за мальчика. Только из-за него.
Не имеет значения в каком настроении Эдвард, что происходит с ним в течение дня, ночью, в любое время! Не важно, как себя веду я и что делаю!
Малыш… Джером!..
Все из-за Джерома. Плохое и хорошее, нормальное и бредовое, жестокое и доброе — все подчинено ему.
Вот она — слабость моего похитителя. Причина всех его срывов, наказаний и угроз. Так просто…
Ошарашенная, не знаю, что дальше делать. Не осознавать истины столько времени кажется неимоверно глупым. Как я могла не заметить? Почему копалась в себе и в нем? Ничего нет. Ни внутри, ни снаружи. Все в мальчике. Все в Джероме…
Слышу, что меня окликают, только когда говорящий прилично повышает голос.
Медленно оборачиваюсь, все ещё не отошедшая от внезапного озарения.
На пороге комнаты в военной стойке замер Эммет. Его черный костюм трещит по швам от обилия мышц своего обладателя.
Маленькие серые глаза направлены точно на меня. Медвежьи лапы готовы, в случае сопротивления, исполнить полученный приказ.
Бороться с Эмметом? Нет уж, увольте.
— Я слушаю, — сглатываю, хмурясь от преддверия его ответа. Неужели дата моей казни уже назначена?
Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?
Отец рассказывает любимой дочери сказку, разрисовывая поленья в камине легкими движениями рубинового перстня. На мост над автотрассой уверенно взбирается молодая темноволосая женщина, твердо решившая свести счеты с жизнью. Отчаявшийся вампир с сапфировыми глазами пытается ухватить свой последний шанс выжить и спешит на зов Богини. У них у всех одна судьба. Жизнь каждого из них стоит три капли крови.
Встретившись однажды посредине моста,Над отражением звезд в прозрачной луже,Они расстаться не посмеют никогда:Устало сердце прятаться от зимней стужи,Устала память закрывать на все глаза.
Маленькие истории Уникального и Медвежонка, чьи судьбы так неразрывно связаны с Грецией, в свое первое американское Рождество. Дома.Приквел «РУССКОЙ».
Эдвард решает устроить Белле сюрприз и преподнести ей в рождественскую ночь долгожданное обручальное кольцо, руку и сердце. Только вот незадача: между влюбленными протянулась пропасть длиной в океан и полтора континента, а синоптики прогнозируют настоящий праздничный снег, способный парализовать работу аэропортов и заблокировать все дороги…
«Если риск мне всласть, дашь ли мне упасть?» У Беллы порок сердца, несовместимый с деторождением… но сделает ли она аборт, зная, на какой шаг ради нее пошел муж?
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.