Урок анатомии: роман; Пражская оргия: новелла - [82]
— Почему она нуждается в присмотре?
— Почему ты нуждаешься в присмотре? — Болотка переадресует вопрос ей.
— Это ужасно, — говорит она. — Сидеть и слушать, как меня обсуждают. С кем я сплю, например. Я бы с таким, как ты, ни за что спать не стала.
— Почему ты нуждаешься в присмотре? — настаивает Болотка.
— Потому что меня трясет. Чувствуете? Все время трясет. Я всего боюсь. — Показывает на меня. — И его боюсь.
Она плюхается на диван, втискиваясь между мной и Болоткой. Я чувствую, как ко мне прижимаются лучшие ноги в Праге. Кажется, меня тоже накрывает touha.
— По вам не скажешь, что вам страшно, — говорю.
— Раз я всего боюсь, все равно, куда идти. Если совсем уж влипну, вы приедете, женитесь на мне и увезете в Америку. Я дам вам телеграмму, вы приедете и спасете меня.
Обращаясь к Болотке:
— Знаешь, что потребовалось господину Водичке на этот раз? У него есть мальчик, который ни разу не видел женщины. Он хочет, чтобы я ввела его в курс дела. Пошел за ним на улицу.
Мне:
— Зачем вы приехали в Прагу? Ради Кафки? Все интеллектуалы едут сюда ради Кафки. Кафка умер. Сюда стоит ехать ради Ольги. Будете с кем-нибудь в Праге заниматься любовью? Если да, то дайте мне знать.
Болотке:
— Кóуба. Здесь Коуба! Я не могу находиться под одной крышей с Коубой!
Мне:
— Вы спрашиваете, почему мне нужен присмотр? Из-за тупых коммунистов вроде Коубы!
Лысый коротышка, на которого она указывает, стоит посреди людского потока и что-то оживленно вещает столпившимся вокруг приятелям.
— Коуба решал, что для нас хорошо, а что плохо. Такие, как Коуба, двадцать лет учатся, учатся, но умнее не становятся. Сплошные мозги, а интеллекта никакого. Вовсе. Коуба — один из наших великих коммунистических героев. Удивительно, что он до сих пор в Праге. Не все наши коммунистические герои, отдыхавшие, когда вторглись русские, с подружками в Италии, потрудились прервать отпуск и вернуться домой. А знаете почему? Потому что благодаря русской оккупации наконец-то избавились от своих жен. Некоторые наши величайшие коммунистические герои сейчас живут со своими любовницами в Нью-Йорке, преподают марксизм-ленинизм. Горюют только, что дело революции угодило не в те руки. Либо ведут себя как Коуба, и все абсолютно уверены в их правоте. Так зачем вы приехали в Прагу? Вас не интересует Кафка, вас не прислали с поручением наши коммунисты из Нью-Йорка, вы приехали не ради е*ли. Обожаю слово «е****ся». Почему у нас такого слова нет, Рудольф?
Снова мне:
— Научите меня, как его правильно употреблять. Сегодня отличная е***ная вечеринка. Меня шикарно вые*ли. Чудесное слово. Ну же!
— Заткни е*ало.
— Красиво звучит. Заткни е*ало. Еще.
— Зае**ло. Все зае**ло.
— Да, все зае**ло. Все зае**ло и все зае**ли. Е*и сам, иначе зае*ут тебя. Видите, я все схватываю на лету. В Америке я бы стала таким же знаменитым писателем, как вы. Вы боитесь со мной е**ться. Почему так? Как писать об этом в своих знаменитых книгах, так пожалуйста, а как до дела, так вы в кусты? Вы так со всеми или только со мной?
— Со всеми.
— Ольга, он так говорит по доброте душевной, — встревает Болотка. — Он джентльмен и не говорит правду, чтобы не обижать тебя; ведь ты безнадежна.
— Почему это я безнадежна?
— Потому что в Америке девушки разговаривают с ним иначе.
— А как они разговаривают? Научите, хочу быть как американская девушка.
— Для начала вам стоило бы убрать руку с моего члена.
— Ладно. Хорошо. Что дальше?
— Дальше мы поговорили бы. Постарались бы сначала узнать друг друга.
— Зачем? Не понимаю. О чем беседовать? Об индейцах?
— Да, мы бы обстоятельно поговорили об индейцах.
— И тогда я положила бы руку на ваш член.
— Именно.
— И вы бы меня вые*ли.
— Да, в точности так бы все и произошло.
— Странные вы, американцы.
— Не одни мы такие.
Появляется раскрасневшийся от возбуждения господин Водичка, тащит за собой того самого паренька. В возбуждение господина Водичку приводит все: Ольга, которая отмахивается от него, как от приставучего ребенка, Болотка, который обращается с ним как с побитой собакой, этот равнодушный паренек, которому уже наскучили его робкие домогательства. Театральная пышность гостиной Кленека: бархатные занавеси винного цвета, массивная резная мебель под старину, истертые восточные ковры, ряды сумрачных романтических пейзажей на дубовых стенных панелях — вызывают у новенького лишь презрительную ухмылку. К своим двенадцати годам он уже всюду побывал, повидал лучшие бордели.
Господин Водичка старательно всех друг другу представляет. Болотка переводит.
— Он уверяет Ольгу, что мальчику ни разу не довелось видеть женщину. Этим господин Водичка его сюда и завлек. Обещанием продемонстрировать. Уговаривает Ольгу, а не то мальчик уйдет.
— Вы согласитесь? — спрашиваю Ольгу.
— Соглашусь ли я? Да, я перед ним разденусь. А вые***е меня вы. Господин Водичка о сексе может только мечтать. Он всего боится, даже больше, чем я.
