Уплывающий сад - [59]
— Пани Мария — наша санитарка. Она проживает в четвертом корпусе, комната номер пятнадцать.
Он поблагодарил, закинул рюкзак за спину и, хотя мужчина, который сообщил ему эти сведения, ждал объяснений, — не сказав ни слова, пошел в указанном направлении. Он чувствовал, что вызывает любопытство, люди останавливались, смотрели ему вслед. Вспомнил, что три дня не брился и толком не умывался… Штормовка серая и грязная, ботинки покрыты толстым слоем пыли.
Перед входом в четвертый корпус остановился и глубоко вдохнул раз, другой. При вдохе заболело сердце.
Поднялся на второй этаж, посмотрел на номер комнаты у выхода на лестницу: десятый. Значит — пятая дверь.
Он не сразу решился постучать. Стоял и прислушивался. В комнате было тихо, в щель просачивался тоненький отблеск света. Хотел позвать: «Мария», но губы застыли как на морозе. На первом этаже хлопнула дверь, он услышал женский голос: «Юзек, брось, это не ребенок, а наказание Господне», — потом детский плач. Тогда он надавил на ручку. Дверь открылась плавно, легко. В комнате возле кровати горела лампочка. На кровати, укрытая серым одеялом, лежала женщина. Чужая.
Он стоял в дверях, тяжело дыша. Женщина подняла голову, и он увидел светлые, очень светлые волосы, спутанные, чуть вьющиеся. Она была немолода.
Он еще хватался за остатки надежды, хотя уже знал, что напрасно.
— Я ищу пани Кранц. Марию Кранц… — И неожиданно для самого себя добавил: — Я ее муж.
Увидел глаза женщины, широко раскрывшиеся от недоумения, она вскочила с постели, но быстро взяла себя в руки и спокойно сказала:
— Это ошибка. Вы ищете другую женщину. Мой муж мертв.
Он сделал два шага и, не снимая рюкзака, тяжело опустился на стул.
— Ошибка! — горько рассмеялся он. — Она умерла, ее нет… а вы говорите: ошибка.
Она подошла поближе, и он увидел ее усталое, измученное лицо.
— Она была молодая… молодая и красивая… — сказал он и тут же добавил: — Простите меня… я три дня в дороге…
— Вам не за что извиняться, — пожала она плечами. — Думаете, я не понимаю? Только откуда у вас мой адрес…
Он вынул из кармана телеграмму и протянул ей, ни слова не говоря. Прочитала, положила на стол. Он не взял листок обратно.
— Ну да, месяц назад я снова писала в Красный Крест, до сих пор надеюсь, что кто-то из близких отзовется… Но зачем же вы поехали так, наугад… Надо было сначала проверить, а не как бабочка на огонь…
«Как я мог сомневаться?» — подумал он. То же имя, та же фамилия. И сын.
А вслух сказал:
— Еще раз — примите мои глубочайшие извинения, я пойду…
Он возвращался в городок. Шел с трудом, тяжело шагая, словно силы покинули его. Все у меня болит, думал он. Какая тупая боль… Было уже темно, улицы вымерли, только Wirtschaft, в которой он недавно спрашивал дорогу, стояла на площади, сияя огнями. Он испугался, что не хватит сил перейти через площадь. Остановился, облокотился о каменную облицовку колодца. Снова подумал: какая боль, какая тупая боль…
Из глубины темной площади выбежала молодая женщина в светлом платье, она легко пробежала — совсем рядом, близко-близко — и скрылась в темноте. Сердце резко заколотилось, он прижал руку, чтобы успокоить, и стоял так с рукой на груди и ждал. Вернись, звал он. Как когда-то…
В Wirtschaft не было ни души. Буфетчица с алыми ногтями читала книгу, радио молчало. Он рухнул на лавку и, закрыв лицо руками, замер. Немка, не дожидаясь заказа, поставила перед ним полную кружку. Он выпил жадно, не отрываясь, до дна.
— Sie fahren weg?[98] — спросила она, когда он расплачивался за пиво. — Жаль, здесь так красиво, так живописно… Теперь снова будут приезжать туристы, наши виноградники славятся на всю страну… Wein, Weib und Gesang…[99]
Он посмотрел на нее — она испугалась его взгляда, отступила на шаг. Ночь была холодная. К станции он подошел в тот момент, когда поднялось вверх зеленое крыло семафора. Сел в поезд, не зная, куда едет, и занял место у окна, за которым была густая, непроглядная тьма.
Сестра Хенрика
Siostra Henryka
Пер. Д. Вирен
Час назад я приехала в город, большой, богатый и совершенно мне чужой, четыре часа назад положила телефонную трубку в маленьком мотеле высоко в горах, в заштатной местности с заштатным ледником, обычно покрытым туманами, которые чересчур охотно сгущаются над деревней, в глубокой и узкой котловине. Две недели я аккуратно обходила стороной черный аппарат с рычагом, стоящий на буфете в компании бутылок сидра, но сегодня, накануне возвращения — а это путь через множество границ, — дала слабину: пальцы дрожали, застревая в отверстиях диска, голос дрожал, когда я произносила фамилию. Мы обе носим одну и ту же.
Почему я не сказала: приезжайте в С., три часа на поезде, здесь только один мотель, да и тот пустует, владельца зовут Мишель, из окон столовой виден заштатный ледник, укрытый туманами или тучей, печальная деревня в зажиточной стране, не слишком популярная, туристические автобусы останавливаются лишь на минуту, путешественники бросают взгляд на едва различимую горную вершину, опрокидывают по стаканчику сидра и едут дальше, в другие, яркие, веселые городки, ведь здесь таковых не счесть. Меня тоже привез автобус, день был дождливый, на ледник никакого намека, — я осталась. Мишель заботился обо мне, я была его единственным постояльцем, плохо спала, мне не давал покоя факт вашего присутствия в городе в трех часах езды отсюда на поезде, подозреваю, что только поэтому я выбрала эту страну, о нет, нет, не из-за вас, из-за Хенрика.
Сегодня мы знакомим читателей с израильской писательницей Идой Финк, пишущей на польском языке. Рассказы — из ее книги «Обрывок времени», которая вышла в свет в 1987 году в Лондоне в издательстве «Анекс».
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.