Университет. Хранитель идеального: Нечаянные эссе, написанные в уединении - [75]
Академические свободы научных сообществ
Свобода внутренней и публичной экспертизы принадлежит к сфере общественного блага (поскольку «наука принадлежит всему миру») и есть краеугольный элемент Университета как такового – вне зависимости от исторического периода. Широко известное высказывание Шлейермахера о непрерывной академической коммуникации как критическом условии существования Университета, совпадающее с мыслью Гумбольдта о «непрерывном взаимодействии» внутри научной организации[211], не просто наследует многовековой традиции, но и предваряет ее незатухающее продолжение.
Во второй половине XX века влиятельная концепция «коммуникативной рациональности» Ю. Хабермаса придала этой традиции дополнительные общественные смыслы. Прежде всего, следует выделить вопрос и задачу внутренней соорганизации академических групп на базе когнитивных сетей. В ряду прочих форм взаимодействия («сообщества практики» Э. Венгера[212], «эпистемические сообщества»[213] и пр.) особую историческую роль имеет модель «невидимого колледжа»[214], особенностью которого является, прежде всего, неформальность (добрая воля, свобода) профессиональных контактов по широкому кругу проблем, «взаимодействие непрерывное, но при этом непринужденное и не преследующее заранее заданной цели». Это, таким образом, внутренняя межпрофессиональная коммуникация, строящаяся поверх организационных структур и, следовательно, опирающаяся исключительно на этику академических отношений. Такой внеинституциональный, почти случайный характер взаимодействия сыграл если не решающую, то очень существенную роль как на этапе становления новой европейской науки, так и в процессе ее дальнейшего усложнения. «Этим достижениям [распространению и расширению доступа к информации] содействовали расцвет открытой науки и возникновение „невидимых корпораций“ – то есть охватывающих многие страны неформальных научных сообществ, в рамках которых ученые и исследователи XVII века поддерживали тесные контакты и вели обширную переписку», – комментирует революцию знаний Нового времени Дж. Мокир[215].
Я бы вообще рискнул предположить, что такое «постоянство случайных сообществ» (невидимых колледжей) является цивилизационным отличием европейской науки, определившим ее лидерские позиции в ближайшие как минимум два столетия, после указанного Дж. Мокиром XVII века. Постоянство случайностей, превратившееся постепенно в неформальный институт академического и университетского сообщества, строится на принципе корпоративной этики, единой для всех отдельных институций независимо от региона пребывания. Непрерывный оборот открытых критических суждений, проходящих по каналам неформальных связей, способен наиболее эффективным образом противостоять «ложной автоматичности выбора», опирающейся на инерцию традиции.
В другой, более масштабной проекции, выходящей за пределы корпоративной дискуссии и нацеленной на социализацию знания как общественного блага, действуют, по сути, те же принципы открытого (свободного) суждения. «Хабермас установил возникновение особой ориентации на политически значимую общественную коммуникацию в XVIII веке (тезис Шлейермахера, заметим, приходится на начало XIX века. – С. З.), в которой особенно ценились беспристрастные суждения об общественном благе. Для этой публичной сферы одинаково важны открытость и рационально-критический дискурс». Но согласно Хабермасу, «открытость и рационально-критический дискурс вступали в противоречие друг с другом. По мере расширения публичной сферы качество дискурса снижалось, и она становилась более уязвимой для массовой манипуляции», – замечает Крейг Калхун[216].
Это напряжение становится все более явным с течением времени, и сам идеал разумного коллективного выбора «осведомленных граждан» при посредничестве квалифицированной экспертизы, имеющей своим предметом общественное благо, был поставлен под сомнение. Начиная со второй половины XX века это сомнение было усилено целым рядом обстоятельств, связанных с трансформацией всего ландшафта высшего образования.
1. Массовизация высшего образования, на фоне которой возникает неизбежное противоречие между доступностью и качеством публичного дискурса. Возникает скрытая (а иногда и открытая) стратификация между ведущими университетами и большой массой иных институтов высшего образования. Это в конечном счете разрушает корпоративную этику, и ни о какой «солидарности критического суждения», по крайней мере в публичном пространстве, говорить не приходится. Если внутренняя коммуникация (на уровне «невидимых колледжей» и других неформальных институтов) еще теоретически и иногда практически возможна, то публичная солидарность представляется маловероятной, хотя бы в силу диаметрально противоположных социальных контекстов участников академического сообщества.
2. Интеграция ведущих Университетов в «большие социально-экономические машины», объединяющие государственные структуры, ВПК и крупный бизнес. Потеря университетской автономии и институциональной независимости, в свою очередь, самым прямым образом сказывается на образе академика в публичном пространстве. Как пишет К. Калхун, «со временем университеты сами стали придавать больше значения объему обеспечиваемых ими частных благ и экономическому характеру предлагаемых ими общественных благ <…> они сосредоточили внимание на инструментальных оправданиях, а не на ценностно-рациональных объяснениях важности знания и культуры, и неэкономической трактовке вклада в общественную жизнь, связанного, например, с развитием личности или гражданства»
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Несмотря на то, что философские идеи Фрэнсиса Бэкона хорошо изучены и описаны, его жизненному пути в литературе уделяется мало внимания. Монография И. С. Дмитриева, первая на русском языке биография Ф. Бэкона, написана на основе архивных материалов и широкого круга первоисточников. Жизнь героя книги представлена в контексте сложной, наполненной драматическими событиями эпохи в истории Англии второй половины XVI – начала XVII столетий. Один из самых одаренных людей своего времени, Фрэнсис Бэкон отдавал много сил и времени не только философии, но и активной политической деятельности.
Одна из первых монографий Александра Койре «Этюды о Галилее» представляет собой три, по словам самого автора, независимых друг от друга работы, которые тем не менее складываются в единое целое. В их центре – проблема рождения классической науки, становление идей Нового времени, сменивших антично-средневековые представления об устройстве мира и закономерностях физических явлений. Койре, видевший научную, философскую и религиозную мысли в тесной взаимосвязи друг с другом, обращается здесь к сюжетам и персонажам, которые будут находиться в поле внимания философа на протяжении значительной части его творческого пути.
Теория эволюции посредством естественного отбора знакома нам со школьной скамьи и, казалось бы, может быть интересна лишь тем, кто увлекается или профессионально занимается биологией. Но, помимо очевидных успехов в объяснении разнообразия живых организмов, у этой теории есть и иные, менее очевидные, но не менее важные следствия. Один из самых известных современных философов, профессор Университета Тафтс (США) Дэниел Деннет показывает, как теория Дарвина меняет наши представления об устройстве мира и о самих себе.
В монографии на основании широкого круга первоисточников предлагается новая трактовка одного из самых драматичных эпизодов истории европейской науки начала Нового времени – инквизиционного процесса над Галилео Галилеем 1633 года. Сам процесс и предшествующие ему события рассмотрены сквозь призму разнообразных контекстов эпохи: теологического, политического, социокультурного, личностно-психологического, научного, патронатного, риторического, логического, философского. Выполненное автором исследование показывает, что традиционная трактовка указанного события (дело Галилея как пример травли великого ученого церковными мракобесами и как иллюстрация противостояния передовой науки и церковной догматики) не вполне соответствует действительности, опровергается также и широко распространенное мнение, будто Галилей был предан суду инквизиции за защиту теории Коперника.