Университет. Хранитель идеального: Нечаянные эссе, написанные в уединении - [77]
Административные иерархии становятся тем более предпочтительными с точки зрения управления, чем больше диверсифицируется деятельность университета и чем более справедливыми кажутся слова одного из известных ректоров, заявившего, что «современный университет – это совокупность факультетов, центров и подразделений, объединенных дележом мест на местной парковке». Так, в частности, различные варианты «предпринимательского университета», предложенные в интересном описании Б. Кларка[221], неизбежно приводят к «структурной трансформации» (Ю. Хабермас) традиционной идеи Университета в пользу «центров превосходства», основанных на количественных и экономических показателях и усилении роли административных структур[222]. По сути, это одна из очень вероятных версий эволюции Университета в сторону «больших социальных машин», объединяющих интересы государства, крупного бизнеса и исследовательских подразделений. При том что последние (по объективной рыночной логике) все дальше отдаляются от образовательной миссии института.
Список нарастающих противоречий в этом поле (я бы назвал его пространством легитимности академических сообществ) может быть продолжен.
Тем не менее… Стоит заметить, что компетенция независимого суждения крайне редко (если вообще когда-нибудь) находила свое обоснование во «внешней» поддержке и востребованности. Эта установка относится к классу явлений, которые, как и разум, находят основания в самих себе. А потому любая социальная действительность может рассматриваться как источник рисков и демонстрировать «несоответствие устаревших привилегий складу и потребностям государственной жизни, которая начала устраиваться на новых основаниях»[223]. Это кризис постоянный и воспроизводящий себя самое – с более-менее повторяющейся аргументацией с обеих сторон.
Конечно же, есть существенная разница между ограждением от «возможной пристрастности со стороны городских судей», созданием «привилегированной подсудности» средневекового Университета и «правом на рациональное критическое суждение» Нового времени. Но, как ни странно, суть самого института от этого не очень меняется, поскольку и в том и в другом случае речь идет о сообществах, которые «хотят странного»[224]. И систематическая – хотя бы раз в столетие – дискуссия по этому поводу заставляет относиться к этому предмету если не с оптимизмом, то с относительно спокойным ожиданием. В конечном счете если признание своей частичности есть плата за академические свободы, то кризис – это стандартная плата за существование Университета. И это первая умеренно хорошая новость.
Вторая, в общем-то, тоже очевидна. Есть разные университеты, и среди них есть те, которые вне зависимости от обстоятельств сохраняют свою уникальную когнитивную сеть и коллективную способность суждения на высоком уровне качества, несмотря на неблагоприятные внешние тренды. Но вряд ли равенство качества встречалось когда-то и в прошлом: качество – всегда фактор неравенства.
Академическая свобода как институт
Стив Фуллер, интеллектуал и автор книги с подзаголовком «Карьера ума внутри и вне академии», задался прелюбопытнейшим вопросом «есть ли душа у академиков?» (имея в виду, конечно, университетскую профессуру). В целом, отвечая на этот вопрос утвердительно, он начинает свой очередной аргумент обращением к свободе. «В конце 2006 года британские академики формально открыли для себя понятие „академическая свобода“, сформировав организацию „Академики за академическую свободу“ (Academics for Academic Freedom, AFAF)». Организация появилась как реакция на ряд эксцессов, которые свидетельствовали о том, что «спектр преподаваемых и исследуемых тем подвергается ограничению (по причинам. – С. З.): 1) боязнь оскорбить студентов, которые в свете возросших расценок на обучение стали думать о себе как о „клиентах“ университета (в том смысле, что клиент всегда прав); 2) страх отпугнуть реальных или потенциальных внешних заказчиков университетских исследований»[225]. В манифесте, который был опубликован воссозданной по старинной традиции «гильдией», было особо подчеркнуто, что «академики как внутри, так и вне учебной аудитории имеют неограниченное право подвергать сомнению и проверке расхожие взгляды и выдвигать спорные и непопулярные мнения, даже если они могут быть сочтены оскорбительными»[226].
И хотя многие СМИ, как водится, сместили акценты, назвав это «борьбой за право оскорблять», речь безусловно шла и идет о другом. Обращение к одной из самых старых европейских традиций пыталось восстановить в своих правах цех, корпорацию, гильдию, чьей изначальной профессиональной задачей было и остается одно: производство и воспроизводство мышления. Ни в каком ином случае «неограниченное право подвергать сомнению» просто не имеет применения, хотя и не гарантирует само по себе качества «гильдейской продукции».
Закономерный вопрос – что есть гарантия воспроизводства стандарта и качества любого (интеллектуального) продукта? Скорее всего, следует признать, что никакая система не гарантирует с полной вероятностью случаев мысли. Более того, в отличие от естественно-научного опыта, даже самое щепетильное повторение условий «производства» может оставить место проведения «пустым», так сказать, стерильным для мышления. (Что, кстати, еще раз указывает именно на гуманитарную природу Университета.)
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Несмотря на то, что философские идеи Фрэнсиса Бэкона хорошо изучены и описаны, его жизненному пути в литературе уделяется мало внимания. Монография И. С. Дмитриева, первая на русском языке биография Ф. Бэкона, написана на основе архивных материалов и широкого круга первоисточников. Жизнь героя книги представлена в контексте сложной, наполненной драматическими событиями эпохи в истории Англии второй половины XVI – начала XVII столетий. Один из самых одаренных людей своего времени, Фрэнсис Бэкон отдавал много сил и времени не только философии, но и активной политической деятельности.
Одна из первых монографий Александра Койре «Этюды о Галилее» представляет собой три, по словам самого автора, независимых друг от друга работы, которые тем не менее складываются в единое целое. В их центре – проблема рождения классической науки, становление идей Нового времени, сменивших антично-средневековые представления об устройстве мира и закономерностях физических явлений. Койре, видевший научную, философскую и религиозную мысли в тесной взаимосвязи друг с другом, обращается здесь к сюжетам и персонажам, которые будут находиться в поле внимания философа на протяжении значительной части его творческого пути.
Теория эволюции посредством естественного отбора знакома нам со школьной скамьи и, казалось бы, может быть интересна лишь тем, кто увлекается или профессионально занимается биологией. Но, помимо очевидных успехов в объяснении разнообразия живых организмов, у этой теории есть и иные, менее очевидные, но не менее важные следствия. Один из самых известных современных философов, профессор Университета Тафтс (США) Дэниел Деннет показывает, как теория Дарвина меняет наши представления об устройстве мира и о самих себе.
В монографии на основании широкого круга первоисточников предлагается новая трактовка одного из самых драматичных эпизодов истории европейской науки начала Нового времени – инквизиционного процесса над Галилео Галилеем 1633 года. Сам процесс и предшествующие ему события рассмотрены сквозь призму разнообразных контекстов эпохи: теологического, политического, социокультурного, личностно-психологического, научного, патронатного, риторического, логического, философского. Выполненное автором исследование показывает, что традиционная трактовка указанного события (дело Галилея как пример травли великого ученого церковными мракобесами и как иллюстрация противостояния передовой науки и церковной догматики) не вполне соответствует действительности, опровергается также и широко распространенное мнение, будто Галилей был предан суду инквизиции за защиту теории Коперника.