Аспирант распрямился и всем телом развернулся ко мне, недоуменно отшатнувшись.
— Где в моих словах ты услышала «читать мысли», Мика?
— Кто вас знает? — сердито пожала плечами я. — Впервые вас увидев, я и подумать не могла, что вы в книжки телепортироваться можете. А оно вон как оказалось. Так что правы мудрые люди, внешность бессовестно обманчива.
Бранов два различимо цокнул и вновь опустился на корточки перед кошкотом.
— Расслабься, Вознесенская, — негромко, словно чтобы не пугать и без того перепуганный на смерть шерстяной комок, проговорил он. — Мысли я не читаю. Да и я же сказал: с разумными такое не прокатывает. А ты, я надеюсь, разумная. Хотя согласен с тобой, внешность штука обманчивая.
— Хорошо, если так, — с облегчением выдохнула я, мимо ушей пропустив язвительную шпильку. — Мои мысли, только мои. Нечего там посторонним делать.
Я едва не засмеялась. Подумать страшно, если бы аспирант мог залезть мне в голову и узнать о чем я думаю! Там такой абстракционизм и кавардак, что точно бы вовек стыда не обралась.
Бранов тем временем, чуть повел головой, и я уверенна была, что он хитро скосился в мою сторону. В потемках и не разглядишь.
— Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Мика, что и мысли свои стыдно показать?
— Я вообще о вас не думаю!
Бранов многозначительно хмыкнул, а я поспешила сменить тему.
— Так что делать-то с кошкотенком теперь?
— Не знаю, — честно признался аспирант, а затем подался вперед, нависнув над тощим тельцем. — Эй, ты знаешь, где твои сородичи?
Но чуть успокоившийся ранее кошкот вместо ответа лишь вновь начал бессвязно молить о пощаде и заодно пытаться, насколько это возможно, отодвинуться от Бранова на безопасное расстояние, толкаясь задними лапами. Растревоженная сеть снова зазвенела, и котенок захныкал от боли.
— Не двигайся, — выставил ладонь Бранов. — Сеть сжимается и причиняет еще большую боль.
Кошкот замер, сопя. Похоже, он столько боли уже испытал, что… болью больше, болью меньше, все равно. Сказали замереть, значит замрет. Что угодно сделает, лишь бы не прирезали.
— Ян Викторович, что делать-то?
Все еще не выпуская рогатину, я принялась свободной рукой массировать висок. Голова разболелась, а череп словно в тиски взяли. Того и гляди треснет.
Аспирант, отвечая на мой вопрос, только плечами пожал и снова склонился над котом.
— Как тебя зовут, ты меня слышишь?
Но кошкот лишь стонал и греб передними лапами землю. Навряд ли он был в ясном сознании, сейчас работали лишь инстинкты и желание выжить любой ценой.
— Без толку. Она едва сознание не теряет, — мужчина поднялся, потирая подбородок. — Идем. Времени почти нет.
Я едва не охнула.
— Уйдем? Бросим живое существо на погибель?
В голове такое просто не укладывалось. Аспирант растерянно развел руками.
— Какой от него теперь прок? Считать его я не смогу, да и раны слишком серьезные. Чем мы поможем?
— И тем не менее, — упорствовала я, гневно воткнув рогатину в землю. — Мы не можем её бросить!
Бранов вздохнул и заговорил спокойным, профессорским тоном.
— Мика, это всего лишь книга. Сказка. Выдумка. Все здесь не по-настоящему.
Но для меня все было настолько реальным, что оставить эту кроху в лесу истекать кровью, было выше моих сил.
— Может, попробуем забрать её в наш мир? Там хотя бы лекарства есть, бинты…
Я с жалостью посмотрела на окровавленные лоскуты на плече аспиранта. Ему тоже медицинская помощь не помешала бы.
— Нет, — сказал, как отрезал, он. — Если заберем кота, откроется тоннель, и все станет еще хуже. Нет, — нервно покусывая большой палец повторил Бранов, — потеряем слишком много времени. Да и не факт что я вообще сюда вернуться смогу. Не пустят.
Я горестно вздохнула. Выспрашивать подробности про «тоннели», кто эти таинственные, что нас обратно «не пустят», и прочую перемещенческую белиберду времени нет. Без того уже слишком долго стоим на одном месте. Оксана все еще не найдена, и черт знает что с ней сейчас происходит.
В голове вновь что-то зашумело, заискрилось. Хлынул новый поток знаний. Виски заломило с удвоенной силой. В этой неразберихе едва удалось вычленить одну-единственную здравую мысль: кошкоты, вопреки моим представлениям, оказались разумными существами, а значит…
— Быть может, с ними договориться можно? — негромко предложила я. — Все равно где Оксану искать мы понятия не имеем, так может они…
Я неловко умолкла. Идея, секунду назад горевшая в мозгу, вдруг показалась жутко глупой и безответственной.
Аспирант забубнил что-то, похожее на «действительно» и «я все равно брешь отыскать не могу», «не выходит почему-то, а они могут знать».
— Нужно взять котенка с собой, — подала я голос, прерывая поток бессвязных словосочетаний. — Ян Викторыч, оставлять здесь точно нельзя! Умрет. И пусть это всего лишь книга, — глядеть на аспиранта боялась, равно как и услышать его издевательский смех. — Если бросим котенка, я себе ни за что не прощу. Это же живое существо! Это убийству равносильно будет.
Удивительно, но Бранов не засмеялся. Даже не хмыкнул. Вместо этого вдруг решительно стянул с пояса свой свитер и расстелил его на земле.
— Когда скажу, перетяни свитер под котенка.
