Молодец. Управилась. Вот всегда у меня так. Сначала делаю, потом думаю. Дурная голова!
Бранов ничего не сказал, только снова застонал. Наверняка от тяжести у него уже руки отнялись.
— Ян Викторович, я и правда не знаю, куда идти, — чувствуя раскаяние за совершенно идиотское поведение, пробормотала я. — И можете не пытаться убеждать меня в обратном. Кошкоты, — я поглядела на сверток в шерстяном свитере, — в песках живут, а судя по всему, мы приближаемся к реке, так что… Зря вы в меня поверили.
Бранов вздохнул. Спорить не стал. Наверняка и впрямь был разочарован.
С минуту постояли в тишине. Мобильник, издав предсмертный *курлык*, издох, и темнота тут же обступила со всех сторон. Теперь даже очертания аспиранта разглядеть с трудом можно было.
— Надо же, в какую глушь забрались, — повертела головой я, силясь разглядеть лунные проблески в спутанных ветвях деревьев. — И тихо-то как.
— И правда, — еле слышно отозвался Бранов. — Чересчур тихо.
— Слишком…
Не сказала, просто воздух их легких весь до конца вышел, превращая слова в шелест. Кровь в ту же секунду ударила в голову и ноги.
— Ян…
— Чшш!
Может так тихо и должно быть? Кто ж в чащобе жить станет?
Однако воздух, вопреки моим попыткам убедить себя в обратном, до отказа был наполнен тревогой и страхом.
Закусив губу, я уставилась в темноту. В ушах звенит, и с каждой секундой все громче, будто тишина разрастается, давит, что есть силы на барабанные перепонки.
Что ни говори, а люблю я порой передачи о животных посмотреть. Но, похоже, если и вернемся домой, то на Geo Wild я больше не ногой. Попросту теперь знаю, что чувствует тонконогая газель, которой вот-вот одним ударом мощной лапы перебьет хребет лев. Знаю, что такое страх. Страх неизвестности. Пропускаю через себя это ощущение безысходности, когда из темноты за тобой следит то ли бесчувственное дуло охотничьего ружья, то ли глаза хищника, стоящего выше тебя в цепи питания.
Даже при встрече с лернейской гидрой я боялась не так. Тогда все происходило быстро, наскоком. Я и понять-то ничего не успела. А уж после того, как Бранов вытащил нас обратно, и вовсе испытала кайф. Никому об этом не говорила, но кайф и впрямь был невероятным. Адреналин все еще атаковал каждую клетку, руки тряслись, ноги ходуном ходили, но это было несравнимое ни с чем удовольствие. Удовольствие, недоступное нашему миру. Удовольствие от пережитого смертельно опасного приключения, из которого вышел победителем.
Потому я и прилипла пиявкой к аспиранту. Все ждала еще одну «дозу» невероятных приключений. Вот только на сей раз чутье упорно твердило: победителем мне не выйти. Не в этот раз.
Горло пересохло так, что любой звук: и оно трещинами покроется изнутри, как земля в пустыне. Бранов завозился. Судя по чавкающему звуку, опустил на землю кошкота.
Тот, похоже, пришел в себя. Слабенько замяукал, закряхтел.
— Мика, уходим.
Ума не приложу как, но я поняла, что значит это его короткое «уходим». Возвращаемся обратно. В наш мир. Безопасный. Тот мир, где человек царь, а не кусок аппетитного сочного мяса.
— Ты же обратно вернуться не сможешь!
Сама не заметила, как на «ты» перешла.
— Ну и черт с ним!
Я снова попыталась сглотнуть. А Оксана? Как же… бросить ее? Огляделась, ожидая каждую секунду нападения. Прислушалась.
Тишина.
Затем хлюпающая под ногами приближающегося аспиранта слякоть.
Слишком громко. Слишком заметно.
И снова тишина.
Сердце долбилось о ребра все быстрее и быстрее. Мысли сталкивались, разрывались, метались стаями с такой скоростью, что ухватить хотя бы одну за хвост было выше моих сил. В отчаянии я вытянула обе руки навстречу аспиранту, растопырила пальцы, хватая воздух.
Мы спасем Оксану. Обязательно спасем! Но если погибнем здесь и сейчас, помочь ей будет уже некому.
* * *
Еще чуть-чуть, и я ухватила бы Бранова за руку. Просто чувствовала его в темноте, знала, что он рядом. Совсем рядом!
Однако короткий, будто сигнальный, мявк, и все вокруг озарила яркая огненная вспышка. Мгновение, и меня сбило с ног, придавив к земле тяжелым «блином».
Мяуканье путающегося в шерстяном свитере котенка оглушало, а глаза после лесных потёмок все еще не могли привыкнуть к яркому свету.
— Мика! — голос у Бранова такой, будто его тоже «блином» накрыло. Сдавленный, хриплый. — Мика, тянись. Тянись!
С трудом развернув голову так, чтобы не захлебнуться в луже грязной воды, я увидела аспиранта, прижатого к земле распластанной сетью. Одна лишь мысль, что сеть не сверкает серебром и не звенит, успокоила. Значит, обыкновенная, крупного плетения. Сжиматься, разрезая тело, не станет, а значит, шевелиться можно.
Подтверждая мою теорию, в одну из ячеек аспирант-то и просунул руку и теперь изо всех сил тянулся ко мне.
Повошкавшись, я тоже втиснула ладонь в прореху.
— Тянись. Тянись! — пыхтел Бранов, но сеть прочно фиксировала тело, и даже на пару сантиметров сдвинуться не удавалось.
Но я старалась. Из последних сил. Еще немного, и рука у меня точно оторвалась бы.
На мгновение кончики пальцев аспиранта скользнули по моим. Золотые огоньки, словно искорки бенгальских огней, разлетелись в разные стороны, но победный крик заглушило чавканье ног по сырой земле.
