В третьем часу ночи сладкий сон Эдика прервал требовательный телефонный звонок.
Эдик, приезжай ко мне сейчас же! — услышал он возбуждённый голос Фёдора Шкоды, бывшего однокурсника по университету.
У Эдика замерло сердце:
Что случилось?
Я такую повесть написал, такую повесть! На уровне лучших мировых стандартов. Ты обязательно должен её слышать!
Ночь же на дворе, устыдившись невоспитанности приятеля, сказал Эдик.
А, всё равно! Такая повесть, такая повесть закачаешься! Я немедленно должен её тебе читать.
«Удивительное внимание к моей скромной персоне!», подумал Эдик. Ведь он не был литературным критиком, да и Фёдор не относился к числу близких его друзей. Но отказать своему старому знакомому Эдик не смог:
Ладно, приеду, сказал Эдик, повесил трубку и завалился спать опять в радостном ощущении, что отпуск только начинается и утром не нужно идти на работу, а можно будет понежиться в кровати и хорошо отоспаться.
Его сон был крепким, но не долгим: примерно через час звонок повторился.
Ну, почему ты до сих пор не у меня?! — удивлялся Фёдор на другом конце провода. Сколько можно ждать?
Трясясь в первой полупустой электричке, Эдик глядел в окно на мокрые после дождя деревья и удивлялся причудам Федьки. Прикольный он все-таки, и фамилия у него прикольная Шкода. С Эдиком они вместе учились в Политехническом университете года три, затем Шкода отчислился из университета и связь с ним прервалась.
Несмотря на то, что Шкода был малообщительным и сторонился шумных компаний, его многие знали в университетских стенах. Прославила его не столько фамилия, сколько история о том, как Шкода сдавал экзамен по теормеху. Эту историю пересказывали даже после ухода Шкоды из университета. На экзамене с Федором случилась пренеприятная история. Он умудрился пронести в аудиторию учебник по предмету и нагло, но благополучно списал с него свой вопрос. Однако непосредственно во время экзамена тяжёлый, как кирпич, учебник предательски вывалился из-за пазухи Ильи и больно ударил экзаменатора по ноге.
Ой! — вскрикнул доцент и угрожающе изрёк:
Ваш учебник упал мне на ногу!
Этот учебник не мой! — возразил испуганный Шкода.
Как же не ваш?! — изумился экзаменатор.
Точно не мой! — настаивал Шкода. — Он поднял злосчастный учебник и дрожащим пальцем указал на фамилию автора:
Вот, смотрите, здесь же написано: Кикоин. А моя фамилия — Шкода. Значит и учебник не мой, а Кикоина.
Преподаватель после секундного замешательства вдруг громко захохотал. Все присутствующие на экзамене уставились на хохочущего доцента. Сквозь смех он, наконец, произнёс:
Учебник Кикоина. А у этого фамилия вовсе не Кикоин. А как? Шкода? Ха-ха-ха!!! — экзаменатор захохотал пуще прежнего и повалился со скамейки прямо в проход аудитории.
Экзамен был прерван. Правда, ненадолго.
Чем занимался Шкода после университета, Эдик достоверно не знал. До него доходили кое-какие слухи о том, что Фёдор выдаёт себя за потомственного экстрасенса, ведёт частный приём женщин, склоняя их к сексу. Эдик воспринимал подобные слухи с улыбкой. Он симпатизировал своему незадачливому знакомому, и когда они случайно встретились в электричке пару месяцев назад, сразу узнал Федю, обрадовавшись встрече с давним приятелем.
Шкода рассказал, что он и в самом деле приобрёл необычные способности, но в настоящее время приостановил частную практику, потому что решил стать знаменитым писателем. Для этого он забросил все свои дела и снял комнату за городом, чтобы, отгородившись от городской суеты, с головой погрузиться в творчество.
Эдик не удивился, они и сошлись-то в университете потому, что оба пытались писать рассказы. Эдик юмористические, Фёдор, по мнению его немногочисленных слушателей, какие-то непутёвые, полу мистические.
Эдик поинтересовался, о чём же пишет Фёдор спустя столько лет. Тот пригласил Эдика к себе и Эдик принял приглашение: ехать было недалеко, всего пару остановок на электричке. Эдик жил в Новой Деревне около станции, а Шкода снимал комнату в Лахте. Комната оказалась с отдельным входом на первом этаже частного деревянного дома. Фёдор причитал Эдику свой рассказ «Ужас», где он описывал ощущения человека, провалившегося в канализационный люк.
Рассказ был весьма странным, показался Эдуарду каким-то бессмысленным, бесполезным, но Эдику очень доброму в душе человеку было как-то нехорошо, нелюбезно критиковать, придираться к неокрепшему ещё творчеству, и он, боясь огорчить малознакомого, в сущности, человека, похвалил Илью.
Кто-то рассказал потом Эдику, как Шкода ко многим приставал со своим рассказом, приговаривая: «Вы знаете Эдика Смирнова? Он работает в полиграфическом университете, прекрасно разбирается в литературе и оценил моё произведение по достоинству».
Шкода предложил свой рассказ сразу нескольким солидным литературным журналам, затем на какое-то время снова исчез, и вот этот ночной звонок, вовсе не обрадовавший Эдуарда. И всё же поспешность, с которой Фёдор требовал встречи, не могла не интриговать, настойчивость читать повесть именно Эдику льстила его самолюбие. Эдик отряхнулся ото сна и приехал в Лахту, готовый с головой окунуться в творчество поджидавшего его приятеля.
