Укротитель Хаоса на полставки. Жизнь «до» - [32]
В любом случае, он прав. Кажется, тварь в кустах была одна, а если пойдем в обход, можем на целый выводок кошкотов натолкнуться. И тогда уж точно пиши пропало.
— Идемте, — решительно кивнула я, вооружившись крупной рогатой веткой. — Если что, я за вами.
Бранов снова хмыкнул, явно оценив и мою решимость, и экипировку молодого ловчего. Отправился вперед.
Шли мы долго, то и дело замирая и оглядываясь по сторонам. Наверное, если бы не аспирант и его умение ориентироваться на местности, мы бы точно заблудились.
— Стой! — шепотом скомандовал Бранов, указывая острием ножа на округлую махину на земле.
Надо же, и впрямь корзина. А я-то думала…
Передав мобильник с фонариком мне, аспирант зашел в воду по икры. Похоже, это и впрямь болотом не было. Просто река разлилась.
Подавая какие-то одному ему известные сигналы руками, Бранов осторожно двинулся к кусту, служащему кошачьим укрытием. Последний, к слову, был подозрительно тих. Ни шелеста листьев, ни скрипа ветвей. Словно тщательно оберегал и укрывал и без того скрытное создание.
— Ну что там?
Бранов предостерегающе махнул рукой. Еще шаг и мужчина с громким всплеском выбрался из воды и оказался на суше. Сомнений в том, что кошкот все его передвижения не оставил без внимания, у меня не было. Однако отсутствие хоть какой-то реакции заставляло сердце биться ровнее. Может, зверь устал сидеть в засаде и давным-давно ушел?
Осторожно раздвинув широколистные ветви, аспирант заглянул внутрь.
— Мика, сюда!
Ругаясь на чем свет стоит, я аккуратно ступила в воду и тут же почти по коленку ушла в застоявшуюся жижу. Широко шагая и морщась, скоро добралась до сухого островка который и окружили кусты.
— Оно ушло?
— Нет, — Бранов, вынырнув из куста, лихорадочно сверкал глазами в темноте. Прямо как тот самый кошкот. — Помоги мне!
Подобравшись чуть ближе, я тоже исчезла в зелени.
За стеной из влажных, здоровенных листьев оказалась довольно просторная полянка. Как раз впору, чтобы уместиться нам троим.
— Что с ним? Умер?
Тело в набедренной повязке и клочке ткани на груди, так напоминающее человеческое, но покрытое темной, извалявшейся в грязи шерстью и впрямь не двигалось. Лапы что передние, что задние, неестественно кривились, а хвост был словно изломан в нескольких местах. Кошкот если и издох, то издох в муках. Причем в адских. И виной тому была едва заметная серебристая сеть, опутавшая его с головы до ног, которую я даже и не приметила сперва.
И как только кот умудрился зашвырнуть в нас корзину, если скован так, что и не пошевелиться?
От жалости в носу защипало, а страх будто бы испарился.
— Помогай давай, — отвлек меня Бранов от созерцания существа, созданного моим явно нездоровым подсознанием. — Постарайся оттянуть нитку как можно сильнее.
Я присела на корточки. Коснуться мертвого, все еще теплого кошачьего тела боялась до дрожи в коленках. Аккуратно поддев ногтем нить, врезавшуюся в тело до крови, потянула ее вверх. На удивление она поддалась без малейшего труда, растянувшись резинкой, а аспирант принялся с остервенением пилить нить ножом, но безуспешно.
— Что-то не очень-то ножичек у вас острый, — поморщилась я, следя за его потугами.
Бранов с удивлением уставился на острие, провел по нему пальцем. Очевидно, какая-то простая мысль напрочь отказывалась укладываться у него в голове.
— Нет, с ножом-то все в порядке. Ладно, попробуем иначе.
Отложив нож, он покопался в нагрудном кармашке рубахи. Отыскал коробок и чиркнул спичкой. Яркий рыжий огонек тут же заплясал, оживляя длинные тени.
Я вновь коснулась сети, потянула, а Бранов тут же поднес спичинку. Оказавшись в огне, ниточка лопнула, а сама сеть засветилась золотом и издала тонкий звон.
— Ага, — протянул аспирант, расплавив еще одну нить, — а мир-то магический, оказывается.
— Знамо дело, — фыркнула я, дивясь находчивости аспиранта.
Дело спорилось. Бранов чиркал и чиркал спичками. Одна за другой ячейки сети разрушались, с каждым разом сияя все ярче и звеня все пронзительнее. Почти вся верхняя часть туловища и ушастая голова кошкота была уже освобождена, только мощные задние лапы были все еще тесно связанны между собой.
— Спичек осталось совсем немного, — озабоченно покачал головой аспирант. — Как бы так умудриться…
Он склонился над котом, пытаясь повнимательнее разглядеть плетение сети. Я приподняла мобильник, чтобы дать как можно больше света.
— Ян Викторович, скажите, а зачем мы освобождаем мертвого кошкота?
На свои замаранные чужой кровью ладони я даже смотреть боялась. Бранов поднял голову.
— А с чего ты решила, что он мертв?
Глаза у меня расширились от испуга, но едва я слово успела вымолвить, как судорога короткой волной пробежала по кошачьему телу. Возмущенный рык, а за ним и взметнувшаяся когтистая лапа окончательно лишили меня дара речи.
Глухой удар, и аспирант взвыл не хуже кошкота.
Телефон тут же выпал из моих рук. От испуга совсем перестав соображать, я откинулась на спину, затем перекатилась на живот и поползла с нечеловеческой скоростью.
Судя по шлепающим и рычащим звукам, кошкот делал то же самое. Вот только скованные задние лапы все передвижения значительно затрудняли.
Всего лишь одна неугомонная подруга, одна злобная ведьма, всего одно древнее заклинание и… вуаля! Отныне она связана с одним совершенно несносным, высокомерным и чертовски привлекательным брюнетом. Что теперь остается? Только одно: выбраться из этой передряги поскорее, сохранив при этом свою жизнь. Да и сердце тоже. Ведь больно уж завораживающий взгляд у этого темноволосого «Дракулы».
Разлука — верная проверка чувств. Пройти эту проверку, значит обрести истинную любовь. Но что если тот, кому я отдала свое пламя… изменился? Он не способен ни любить, ни сострадать. В его тёмной душе нет места для меня, а пожар былой любви обратился холодным пеплом, в котором едва ли теплится лишь искра минувших чувств. Но я здесь, рядом! И я верну моего Дракулу. Непременно верну! Вот только успеть бы… Иппор на грани войны. Мечи и щиты уже подняты. Грядет битва. Последняя битва. Битва за право стать богом.
Душа — штука странная, многогранная… Ей под силу помнить даже то, что мы сами не помним. Однако на мою беду, а может, и на счастье, воспоминания, сокрытые глубоко внутри пеленой морока, вырвались на свободу. И теперь я готова ввязаться в чужую, опаснейшую игру, лишь бы только вновь быть рядом с тем, кого люблю. Ради этого я пожертвую всем, что имею! Вот только… решится ли Воин Ночи сделать шаг мне навстречу?
Все смешалось, Хаос, люди. Опасность следует по пятам. С каждым днем отличить добро от абсолютного зла все сложнее, а зарубить на корню так некстати возникшие чувства и вовсе кажется невозможным. Его глаза – бездна. Его душа – первородная тьма. По уму, улепетывать бы мне во все лопатки прочь. Но стук глупого сердца напрочь заглушает голос рассудка, и… Черт! Почему я все еще здесь и не в силах отвести от него взгляд?
Асфальтовая пустошь – это то, что мы видим вокруг себя каждый день. Что в суете становится преградой на пути к красоте и смыслу, к пониманию того, кто мы и зачем живём. Чтобы вернуть смысл, нужно решиться на путешествие. В нём вы встретитесь с героями из других времён, с существами мифическими и вполне реальными, дружелюбными и не очень. Посетите затерянную в лесу деревню, покрытый льдами город и даже замок, что стоит на границе измерений. Постараетесь остаться собой в мире, который сошёл с ума. А потом вернётесь домой, взяв с собой нечто важное. Ну что, вы готовы пересечь пустошь? Содержит нецензурную брань.
Размышления о тахионной природе воображения, протоколах дальней космической связи и различных, зачастую непредсказуемых формах, которые может принимать человеческое общение.
Среди мириад «хайку», «танка» и прочих японесок — кто их только не пишет теперь, на всех языках! — стихи Михаила Бару выделяются не только тем, что хороши, но и своей полной, безнадежной обруселостью. Собственно, потому они и хороши… Чудесная русская поэзия. Умная, ироничная, наблюдательная, добрая, лукавая. Крайне необходимая измученному постмодернизмом организму нашей словесности. Алексей Алехин, главный редактор журнала «Арион».
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.
Книга включает в себя две монографии: «Христианство и социальный идеал (философия, право и социология индустриальной культуры)» и «Философия русской государственности», в которых излагаются основополагающие политические и правовые идеи западной культуры, а также противостоящие им основные начала православной политической мысли, как они раскрылись в истории нашего Отечества. Помимо этого, во второй части книги содержатся работы по церковной и политической публицистике, в которых раскрываются такие дискуссионные и актуальные темы, как имперская форма бытия государства, доктрина «Москва – Третий Рим» («Анти-Рим»), а также причины и следствия церковного раскола, возникшего между Константинопольской и Русской церквами в минувшие годы.
Небольшая пародия на жанр иронического детектива с элементами ненаучной фантастики. Поскольку полноценный роман я вряд ли потяну, то решил ограничиться небольшими вырезками. Как обычно жуткий бред:)