Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени - [91]
«БЕДНАЯ ДЕВИЦА», КОТОРАЯ «ОБЪЯТА НЕЖНОСТИЮ И УДИВЛЕНИЕМ»
ПЕРЕВОДЫ ТЕКСТОВ Ф. ФЕНЕЛОНА О ЖЕНСКОМ ВОСПИТАНИИ В РОССИИ XVIII ВЕКА
Анастасия Лысцова
Софья. Я вас дожидалась, дядюшка. Читала теперь книжку.
Стародум. Какую?
Софья. Французскую. Фенелона, о воспитании девиц.
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо.
Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай.
Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет[421].
В качестве эпиграфа к данному исследованию неслучайно был выбран именно этот короткий диалог из пьесы Д. И. Фонвизина «Недоросль» (1783)[422]. Его часто можно встретить в трудах, посвященных женскому воспитанию в России XVIII века, как свидетельство популярности трактата Франсуа Фенелона «О воспитании девиц» (Traité de l’éducation des filles). Действительно, сразу несколько деталей обращают на себя внимание: Софья, молодая дворянка, читает книгу о воспитании; Стародум, ее дядюшка и идейный герой комедии, устами которого говорит сам автор пьесы[423], знает о Фенелоне благодаря другой его работе – роману «Приключения Телемака», который пользовался чрезвычайной популярностью в XVIII веке[424]. И он безусловно одобряет стремление племянницы читать сочинение именно этого автора. Этот небольшой отрывок известной пьесы наглядно демонстрирует, что в России в XVIII веке существовала нормативная переводная литература, ориентированная на женскую образованную публику.
В нашем исследовании мы обратимся к истории циркулирования в России одного из таких текстов, а именно – перевода трактата Фенелона «О воспитании девиц», который читала Софья. Это важно, потому что в интересующий нас XVIII век религиозный уклад жизни начинает постепенно сменяться светским и происходит формирование дворянства как сословия. Повседневное поведение расценивалось новой элитой как особый культурный код самоидентификации, что стало одной из причин, породивших запрос на переводы нормативной литературы. Одновременно происходило рождение нового публичного пространства, а вместе с ним – приватного мира, которому все больше стали уделять внимание. Филипп Арьес обозначал этот процесс термином «приватизация» и одной из его черт называл появление трактатов о «вежестве» (другими словами, нормативной литературы)[425]. Если говорить о России, то такие трактаты чаще всего были переводами трудов западных педагогов. При работе с подобными сочинениями важно помнить, что любой нормативный текст – это в первую очередь свод правил, существование которого само по себе не подразумевает факта знакомства с ним, и он никаким образом не содержит в себе свидетельства о собственной популярности[426]. В равной степени сложно говорить о степени влияния предписаний, транслируемых в таких текстах, ввиду отсутствия источников: воспоминания и дневники, как особый жанр эго-документа, который мог бы пролить свет на это, приобрел популярность только со второй половины XVIII века (А. Г. Тартаковский подсчитал, что на петровское время пришлось 10% от всего количества воспоминаний и дневников за век; на эпоху дворцовых переворотов – 17%; за время Екатерины II и Павла I эти цифры увеличились в четыре раза, достигнув 72% от всех текстов[427]). Несмотря на источниковую лакуну, представление о существовании подобной переводной литературы, предназначенной женщинам, заслуживает отдельного внимания. В историографии чаще упоминаются изменения мужского дворянского быта, которые стали результатом процесса «вестернизации». Однако эти изменения коснулись не только мужской повседневности, но и женской. Словами Ю. М. Лотмана, «вхождение женщин в мир, ранее считавшийся „мужским“… началось с литературы»[428].
Итак, в XVIII веке к воспитанию в дворянских семьях относились как к осознанным практикам, цель которых – символическое поддержание привилегированного положения фамилии в обществе. Ю. М. Лотман разделял поведение людей на «обычное, каждодневное, бытовое, которое самими членами коллектива воспринимается как „естественное“, единственно возможное, нормальное», и на «все виды торжественного, ритуального, внепрактического поведения… воспринимаемые самими носителями данной культуры как имеющие самостоятельное значение». Детям в дворянских семьях стремились дать воспитание, которое включало в себя не только получение особых знаний, но и представления о поведении дома и в обществе, которое отличало бы их от других сословий. Если обращаться к классификации Лотмана, то воспитание можно было бы отнести ко второму типу поведения, усваиваемого «сознательно, через учителей»
