Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени - [103]

Московский быт Епифания и Симеона, состоявших на «государевой службе», был во многом схож с жизнью европейского монашества. Они поддерживали связи и активную переписку с коллегами в разных городах: Симеон писал Лазарю Барановичу в Киев (чуть позже, в самом конце XVII – начале XVIII века ростовский митрополит Димитрий Ростовский писал многочисленные письма в Москву, Великий Новгород, Рязань[558]); пересылали друг другу различные вещи и подарки: Сильвестр Медведев посылал Симеону с отцом Софронием «за прислание 25 мушкатовых голов… кадочку малую меду, сотами исполненную»[559], а в следующем письме просил Симеона с тем же отцом Софронием «семен огородных, какие у тебе суть, с надписанием прозвания тех, и листы печатные со изображением лиц святых прислати»[560]. Епифаний и Симеон принимали у себя «странников» (в 1673 году в Москву приехал могилевский Богоявленского братского монастыря старец Климент Демьянов лечиться от глазной болезни[561] и остановился в Заиконоспасском монастыре на Никольской улице, у Симеона, для которого по царскому указу были специально построены келии, судя по всему, к монастырю относившиеся лишь формально[562]); писали, произносили и издавали собственные проповеди; делали переводы из Священного Писания и перекладывали стихами Псалтырь.

В их повседневной жизни находилось значительно больше возможностей для проявления личного благочестия. Царское жалованье[563] – личные деньги, которое получали в Москве и Епифаний, и Симеон, делало возможным обладание многочисленными личными вещами – посудой, одеждой, книгами, собственным выездом (у Симеона имелась «лошадь со всѣмъ», которую он оставил своему племяннику Михаилу[564]). Наличие частных сбережений и имущества, с одной стороны, и монашеский статус – с другой, диктовали необходимость составить духовную грамоту и оставить посмертные вклады в церкви и монастыри и тем самым подготовиться к «хорошей» христианской смерти.

Получив отличное образование на западный манер, будучи начитанным в Священном Писании и сочинениях Отцов Церкви, Симеон составил элегантную в литературном отношении благочестивую преамбулу к своей духовной грамоте, сотканную из библейских цитат. Они выстроены в последовательный нарратив, начинающийся признанием бренности человеческой жизни: «азъ есмь земля и пепелъ» (Быт. 18: 27). Клонящаяся к закату жизнь (Пс. 102: 15) вызывает у завещателя «страхъ смерти», «трепетъ и ужасъ» (Пс. 54: 5–6), так как он при жизни пренебрегал вспоминать о смерти, Суде, геенне и небе (Сир. 7: 39). Завещатель знает, что, по притче о богатом и Лазаре, богатство на земле обернется страданиями на небе (Лк 16: 25; Августин Аврелий); поэтому он кается в своей греховной жизни: «заблудихъ яко овча погибшее (Пс. 118: 176) в пустыни мира сего, приложихся скотомъ несмысленымъ» (Пс. 48: 13). Покаяние заканчивается цитатой из 50‐го псалма (Пс. 50: 5), который часто и много используется в заупокойном богослужении. Завершается преамбула выражением надежды на Божье милосердие и перечислением прощенных грешников, по примеру которых завещатель желает быть прощен (Мф 21: 28–32; Лк 23: 40–43; Мк 2: 25).

Текст духовной грамоты Епифания не сохранился до наших дней, поэтому говорить о его благочестии можно только на основе подробного описания его погребения и поминовения с указанием дней поминовения, уплаченных сумм за разные расходы, лиц, принимавших деньги, и т. д.[565] Из практик поминовения, связанных с личным благочестием, следует упомянуть следующие: в кельи и в церкви над гробом читалась Псалтырь; сорокоусты были заказаны более чем в 20 церквях (в основном – в монастырских); в два монастыря и одну церковь были оставлены «вечные вписы» – в Андреевский в Пленницах, в Молченский в Путивле и в Курскую Пятницкую церковь, в Чудов монастырь оставлялся годовой «впис». Несколько раз на протяжении 40 дней после смерти раздавалась милостыня в тюрьмах и богадельнях, а также корм нищим.

Пожелания Симеона к погребению и поминовению указаны в его духовной грамоте. Местом погребения назначался Спасский храм Заиконоспасского монастыря, ближайший к его «жилищу», при этом была сделана смиренная оговорка, что погребение возможно и там, где распорядителям Бог укажет. На погребение, включая трапезы в полусорочины (20‐й день после смерти) и в сорочины, Симеон оставил 60 рублей. Также 60 рублей предполагалось и на сорокоусты в 40 храмах – их количество подчеркивает значение цифры «40» для православной традиции поминовения. 30 рублей следовало раздать нищим, по 10 – отправить в тюрьмы и богадельни. Скорее всего, эти суммы раздавались постепенно, в течение 40 дней после смерти.

И в письме Евфимия, ученика Епифания, и в духовной грамоте Симеона отдельно перечислены несколько посмертных денежных вкладов «на пользу души», не имеющих отношения к сорокоустам или записям в синодики и прописанного назначения. Симеон завещал гораздо большее количество подобных вкладов (практически все – в южнорусские обители, только три монастыря находились в Москве), тогда как после смерти Епифания были сделаны многие вклады в великорусские монастыри с назначением (на церковное строение, например) и некоторое количество вкладов предметами – иконами, тканями на изготовление облачений, церковной утварью.