Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени - [102]
) наипаче внезапныя и напрасныя умножения ради моихъ беззаконий бояся: умыслихъ на//писати сию духовницу, или тестаментъ рукою моею. Да не како аще и неправедное мое есть собрание неправедно погибнетъ» (Сим., л. 10–10 об.) Устроение «временных вещей» может производиться во славу Бога, их даровавшего, а также для того, чтобы богатство завещателя не стало после смерти причиной раздоров:
умыслихъ о мнѣ самомъ вручение содѣяти и временныхъ вещей стяжание, отъ Господа Бога моему смирению врученное, добрѣ устроити, въ славу давшему сие, въ верное строителство и въ ползу грѣшныя души моея[544].
Более конкретные сведения о практиках личного благочестия дают dispositio – распорядительные части духовных грамот. В них важное место занимала не только раздача денег и имущества близким людям, но и распоряжения о желаемом месте погребения и погребальной церемонии, поминовении – службах и сорокоустах, о раздаче «милостинных» денег нищим, в тюрьмы и больницы и, наконец, о посмертных вкладах в монастыри и церкви.
Расходы на поминовение включали в себя несколько статей. К относительно обязательным относились сорокоусты, панихиды и обедни, чтение Псалтыри; завещатель регулировал их количество и место проведения. Исключительно по желанию делались вклады для записи в синодики или помянники, для поминовения в течение определенного срока в конкретной церкви. Таких вкладчиков поминали сообразно правилам монастыря, пожеланию вкладчика и размеру вклада. Правила поминания тех «боголюбцов», которые дарили монастырям земельные угодья (что стало невозможно во второй половине XVII века)[545], были прописаны в Стоглаве, чьи постановления действовали до 1721 года. Жестом личного благочестия, в отличие от диктуемых обычаем сорокоустов, были и вклады «на пользу души», «будущия жизни ради, въ наследие вечныхъ благъ»[546]. Они также предполагали поминовение братией монастыря, но не имели четко определенных форм. Как отмечал Л. Штайндорфф, «сделать вклад в элитный монастырь и обеспечить себе там поминание являлось религиозным и престижным актом»[547].
Несмотря на то что традиция поминания усопших, с которой непосредственно связаны вклады, была крайне важна для человека XVII века[548], сохранившихся великорусских завещаний духовных и светских лиц с посмертными вкладами совсем немного[549] (в завещаниях с юго-западных территорий России такие вклады упоминаются несколько чаще)[550]. На наличие вкладов в духовной грамоте влияли многие факторы (например, имеющиеся у завещателя деньги, книги, иконы или иные ценные предметы, которые могли бы служить вкладом), в том числе и отношение православия к идее спасения.
Православная церковь признавала влияние молитвы на участь души усопшего, причем чем влиятельнее был монастырь по святости и чем благочестивее его основатель, настоятель и братия, тем действеннее признавалась молитва[551]. Многочисленные рассказы из синодиков иллюстрировали эту идею. Так, ученик Павла Простого умер во грехе и показался своему учителю полностью объятым пламенем. После горячих молитв Павла пламя обнимало ученика только наполовину, а затем Богородица и вовсе избавила его от адских мук[552]. Однако вклад как средство спасения[553] ничего не гарантировал: «спасение человека зависит всецело и исключительно от воли Божией»[554].
Равно как и само составление духовных грамот, наличие посмертных вкладов было тесно связано со статусом и социальным положением завещателя. Для членов царской семьи, бояр и князей, церковных властей подобные вклады, прижизненные и посмертные, оказывались статусной, а следовательно, достаточно публичной практикой. В духовных грамотах московских патриархов указывались многочисленные вклады и раздачи милостинных денег, «приличные» православным патриархам: например, после смерти патриарха Иоасафа I (ум. 1640) на милостинные деньги ушло 1092 рубля 29 алтын[555].
Для рядового монаха вклад в монастырь или церковь представлял собой частную практику, не нормированную и не предписанную традицией или обычаем и, следовательно, не ограниченную ничем, кроме возможностей и желания самого завещателя. Среди рядовой братии практиковались вклады в собственный монастырь (речь не идет о вкладе при пострижении), о которых, однако, становится известно из вкладных книг, а не из духовных грамот: так обстояло дело не только в крупных монастырях вроде Троице-Сергиевой лавры[556], но и в небольших провинциальных обителях, таких как Переславль-Залесский Федоровский монастырь[557].
Два случая – иеромонаха Полоцкого Богоявленского монастыря, воспитателя царских детей, проповедника и поэта Симеона Полоцкого (1629–1680) и монаха Киевского Печерского монастыря, книжника, переводчика и корректора Московского Печатного двора Епифания Славинецкого (ум. 1675) – наглядно иллюстрируют две практики личного благочестия: составление духовной грамоты и завещание вкладов в монастыри и церкви. И Симеон, и Епифаний на протяжении многих лет жили и работали в Москве, но принадлежали к иной культурной традиции; оба занимали примечательное и не совсем обычное положение в московском обществе последней четверти XVII века. Как и некоторые другие монахи-переселенцы из юго-западных территорий, Симеон и Епифаний вели в Москве жизнь, заметно отличавшуюся от предписанной монастырскими уставами и заветами настоятелей общежительных монастырей.
Третье издание руководства (предыдущие вышли в 2001, 2006 гг.) переработано и дополнено. В книге приведены основополагающие принципы современной клинической диетологии в сочетании с изложением клинических особенностей течения заболеваний и патологических процессов. В основу книги положен собственный опыт авторского коллектива, а также последние достижения отечественной и зарубежной диетологии. Содержание издания объединяет научные аспекты питания больного человека и практические рекомендации по использованию диетотерапии в конкретных ситуациях организации лечебного питания не только в стационаре, но и в амбулаторных условиях.Для диетологов, гастроэнтерологов, терапевтов и студентов старших курсов медицинских вузов.
Этот учебник дает полное представление о современных знаниях в области психологии развития человека. Книга разделена на восемь частей и описывает особенности психологии разных возрастных периодов по следующим векторам: когнитивные особенности, аффективная сфера, мотивационная сфера, поведенческие особенности, особенности «Я-концепции». Особое внимание в книге уделено вопросам возрастной периодизации, детской и подростковой агрессии.Состав авторского коллектива учебника уникален. В работе над ним принимали участие девять докторов и пять кандидатов психологических наук.
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Семейное право».Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Семейное право».
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Налоговое право».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету, повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Налоговое право» в высших и средних учебных заведениях.
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Трудовое право».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету, повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Трудовое право».
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Международные экономические отношения».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Международные экономические отношения» в высших и средних учебных заведениях.
Из этой книги читатель узнает, что реальная жизнь кельтских народов не менее интересна, чем мифы, которыми она обросла. А также о том, что настоящие друиды имели очень мало общего с тем образом, который сложился в массовом сознании, что в кельтских монастырях создавались выдающиеся произведения искусства, что кельты — это не один народ, а немалое число племен, объединенных общим названием, и их потомки живут сейчас в разных странах Европы, говорят на разных, хотя и в чем-то похожих языках и вряд ли ощущают свое родство с прародиной, расположенной на территории современных Австрии, Чехии и Словакии…Книга кельтолога Анны Мурадовой, кандидата филологических наук и научного сотрудника Института языкознания РАН, основана на строгих научных фактах, но при этом читается как приключенческий роман.
Настоящее издание продолжает публикацию избранных работ А. В. Михайлова, начатую издательством «Языки русской культуры» в 1997 году. Первая книга была составлена из работ, опубликованных при жизни автора; тексты прижизненных публикаций перепечатаны в ней без учета и даже без упоминания других источников.Настоящее издание отражает дальнейшее освоение наследия А. В. Михайлова, в том числе неопубликованной его части, которое стало возможным только при заинтересованном участии вдовы ученого Н. А. Михайловой. Более трети текстов публикуется впервые.
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.
Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.