Украсть богача - [47]

Вентилятора в комнате не было. Одежда моя провоняла потом, отяжелела от влаги.

Я решил сориентироваться на ощупь. У одной стены обнаружился шкаф с зеркалом, за ним – деревянная дверь, покрытая затейливой резьбой. Очевидно, выход. Дверь была дорогая. И, судя по звуку, который она издала, когда я по ней постучал, прочная. Загородный особняк? Логово какого-нибудь гунды?

Порой мои дедуктивные способности удивляют даже меня.

Вдруг меня кто-то пнул.

– Что за хрень?

– Чувак? Приятель? Чувак? Чувак?

– Хватит уже повторять это слово, Рудракш.

Он продолжал пинаться.

– Господи Иисусе, Руди, хватит, – сказал я. – Здесь только мы, босс.

Собравшись с духом, я медленно снял скотч с головы, едва не вырвав себе половину волос, поморщился (кожу щипало так, будто я решил кустарным способом сделать пилинг), разразился ругательствами, невольно залился слезами, в общем, можете себе представить, а потом занялся Руди: тот взвизгивал от каждого моего движения. Стоило мне вздохнуть, он уже орал. Конечно, я мог бы действовать и помягче. Наконец глаза мои привыкли к темноте, и я осмотрелся. Грязный мраморный пол, под самым потолком – зарешеченное окошко, повсюду хлам – старая одежда, картонные коробки, ковры. В нос бил запах нафталина.

– Все о’кей, босс, – успокоил я Руди. – Главное, что нас не похитили.

И рассмеялся. А зря. Его прорвало.

Он захлебывался слезами и словами. Деньги – это риск, нам нужно было нанять телохранителя, и вообще это я во всем виноват, надо было уехать в Америку, а я вечно его оскорбляю, лучше бы нами и дальше правили британцы. Распинался о недостатках индийской системы образования и опасностях рисовой диеты. То есть история виделась ему чередой неудач, в результате которых мы оказались здесь. Он то и дело запускал руки в волосы – стрижка как у кинозвезды, пять тысяч ганди. Это раньше он ходил с сальной гривой, как какой-нибудь курьер на мопеде или дешевый портной из Харидвара[147].

Около носа у него наливался синяк, лицо было бледное – то ли от рабочей нагрузки, то ли от недосыпа, то ли от наркотиков, – но хотя бы не осунувшееся.

– Я уже жалею, что разбогател, – рыдал он. Представляете, до чего нужно довести индуса, чтобы он выговорил такое? Обычно нас побоями не испугаешь.

Компанию мне составляли лишь бледный Руди в полумраке, шкаф, битком набитый учебниками и художественной литературой, матрасы и разное барахло. Заточение в роскошной кладовке.

Я ощупал свое лицо: не сильно ли пострадало, но ничего страшного не обнаружил. Кожу саднило, конечно, во рту был привкус крови.

– Зато Оберою крышка, – подуспокоившись, заметил Руди. – Мудиле такому.

– Да, но Прия… – выпалил я, не подумав.

– Прия? Ты только о ней и думаешь. Всегда, когда ты мне нужен, ты думаешь только о ней. Забудь ее. Ты для нее недостаточно… назови любое слово, – прошипел он.

– По-твоему, мать твою, я сам не понимаю? – крикнул я. Надо отдать парню должное: он прекрасно знал, как задеть меня побольнее.

Руди распахнул глаза. Я никогда еще не срывался на него. Обычно, разозлившись, я бормотал себе под нос ехидные замечания. Он ахнул и заткнулся.

– Тихо там! – прорычал за дверью водитель. Руди едва из штанов не выпрыгнул. Невозможно было не узнать этот голос: мы всю дорогу слушали его ругань. – Или я вам отрежу кое-что такое, что обратно не приставишь!

Я выждал несколько минут, досадуя на самого себя. Больше кричать не буду. Я ведь прекрасно умел не привлекать к себе внимания. Нужно еще чуть-чуть потерпеть, Рамеш.

– Я знаю, тебе нравится меня унижать. Я знаю, что это повышает твою самооценку. Я знаю, что тебе одиноко. Я знаю, что тебе больно и одиноко, что у тебя депрессия. Я все понимаю, о’кей? – прошептал я, точно доморощенный психолог, насмотревшийся телепередач про осознанность, общение и прочее. – Давай больше не будем злиться. Чтобы выбраться отсюда живыми, мы должны помогать друг другу. О’кей?

Он помолчал.

– О’кей, – выдавил он наконец.

Я бы запросто мог продать ему блендер или набор ножей. Этому меня телевизор тоже научил.

Вот так и сплачиваются в трудную минуту люди разных классов, каст и оттенков кожи, – точь-в-точь как в каком-нибудь фильме о войне семьдесят первого года, вы наверняка их смотрели, где благородный сикх и жилистый далит умирают друг у друга в объятиях, уничтожив целую танковую роту пакистанцев с помощью одной-единственной винтовки, острого дала и еще более острой памяти о неувядающей материнской любви.

Торжественно поклявшись сотрудничать, мы вдруг обнаружили, что и вдвоем совершенно бессильны.

И мы принялись болтать об актрисах девяностых – обычная тема для разговоров в очереди к чайному лотку. Руди обожал Мадхури Дикшит[148]. Я же предпочитал Манишу Коиралу[149].

Мы глаз не сомкнули. Господи Иисусе, Руди не умолкал ни на минуту – как ребенок, который забрался в постель к родителям. «Мы выберемся отсюда?» «Что будет с нашей карьерой?» «Хочу виски». «Интересно, что сделает эта Бхатнагар?» И так далее, и тому подобное, как на американском ток-шоу, где из зала наобум выбирают участника, и ему нужно за минуту заинтересовать собой зрителей, в противном случае он никогда не прославится, не займется сетевым маркетингом и не будет рекламировать в своем Инстаграме всякие массажные масла.