Украсть богача - [45]

– Кто, господин министр, сэр? – уточнил Оберой, и испуг в его глазах сменился ненавистью.

– Рудракша Саксену. Вы очень интересно рассказываете, мистер Оберой, но мы собрались ради него.

– Да, сэр, – тихо ответил Оберой и уселся на стул, бледнее западного панно о расовом многообразии. Я спрятал ухмылку в бокале.

Вышел Руди, шатаясь от виски и кокса.

– Мы будущее, я будущее, этот человек, – он схватил министра, чьего имени не знал, но процент жира в организме которого свидетельствовал о том, что человек явно важный, – будущее, правда? – И он принялся тыкать министра кулаком в пузо, приговаривая: «Правда? Правда?»

А потом спрыгнул со сцены с криком: «Официант!»

Все зааплодировали. Даже Оберой, хоть и скривился.

Потом выступали другие члены Народной партии. Оберой остался на сцене, то и дело пытался добраться до микрофона, но его всякий раз оттирал кто-нибудь поважнее, повлиятельнее, потолще. Минута его славы прошла. Выступавшие консерваторы осыпали бранью либерастов из НКО, утверждали, что гиганты послевоенного периода были недостаточно религиозны, чересчур либеральны и слишком уж толерантны к мусульманам. Оберой сорил деньгами – жертвовал на созданный премьер-министром фонд веротерпимости.

Оберой почти весь вечер оглядывался по сторонам, сложив руки в районе ширинки, точно заключенный, на котором сейчас будут морить вшей. Время от времени подходил к кому-то из бонз, просил визитку – с прицелом на будущие инвестиции. Постоянно делал с кем-то селфи. Казалось бы, такие у него деньги, такие связи, а ему все мало.

Я же весь вечер тенью ходил за Руди, следил, чтобы он ни во что не вляпался, не перепил и не поссорился с теми, с кем ссориться нежелательно.

Все свои дни я посвящал передаче и тратил на то, чтобы зашибать деньги для Руди и находить ему работу.

Все свои ночи, в клубах или ресторанах, я тратил на то, чтобы уследить, как бы Руди не нажрался, не подрался или чего похуже. Чтобы никто не заметил, как он нарушает общественный порядок. Чтобы его вообще никто никогда ни на чем не поймал, чтобы ничего не просочилось в газеты и его фанаты – индийские домохозяйки – продолжали покупать товары, которые он рекламирует, и наша экономика росла на 7 % в год.

Мне бы следовало быть с Прией. Жить своей жизнью. Я все собирался выкроить для нее больше времени, но состояние Руди внушало мне опасения. Он был на грани срыва. Приближался праздник света, но вокруг Руди сгущалась тьма.

Я предавался дурацким мечтам – как сбегу от всего, от халявной выпивки и халявных денег. Не помогало.

Так что порой я прикалывался. На свой лад.

В студии и в барах я отвечал на дурацкие вопросы потеющих сценаристов. Мы вынуждены были нанять их, чтобы шутки Руди не скисали, чтобы он блистал и не лез за словом в карман, чтобы никогда больше не тупил. На кону стояли десятки, сотни миллионов рупий. Он был не просто парень. Проект. Следовательно, должен выкладываться по полной.

У всех сценаристов были идиотские имена – Сиддхартх просил называть его Сидом, Никхил – Ником, идиотское западное образование и не менее идиотские западные проблемы: то женщины рвали с ними без объяснений, то в кофейне по ошибке им отдавали чужой заказ. Еще о них ходили жуткие, жуткие слухи: якобы они курили электронные сигареты. Индийцы. Электронные сигареты. Представляете? Что же стало с Индией, если наши проблемы решают выпускники американских университетов?

Чтобы их побесить, я принимался разглагольствовать: в моем детстве у нас из игрушек был только карром[143], посыпаешь доску тальком и вперед, а если тальк кончился – пеняй на себя, кровь из-под ногтей пойдет. А порой я говорил им, что моим единственным другом была палка по кличке Прамод.

Прия постоянно жаловалась на Обероя. На собраниях он обычно называл ее «жирной сукой из Гуджарата» и «пожирательницей дхоклы»[144].

Прия говорила, что с каждым днем он обращается с ней все хуже. Она выполняла все его приказы, но ему было мало.

Я молчал, только стискивал кулаки под столом. Лет двадцать назад я бы врезал ему по морде, тем бы все и закончилось. Но теперь у нас западная мораль, мы, чуть что, обращаемся в суд, и каждый раз тяжбы заканчиваются ничем.

Как Прия терпела – понятия не имею. Глядя на нее, я узнал, что такое сила. Из бедности можно выбраться: нужна лишь удача, смекалка и готовность сражаться со всем, что осмелилось шевельнуться. Но если ты женщина в этой стране – ничего не поделаешь.

Мне хотелось лишь одного: проводить время с Прией, и вот это-то как раз мне и не удавалось.

Часть вторая

Десять

Итак, мы валялись на полу – Руди, пьяный, растрепанный, весь в блевотине, и рядом я, с бутылкой в руке, несчастный, вымотанный, на нервах. И вся тяжесть мира давила нам на плечи.

До Дивали оставалось десять дней. Руди требовалось во что бы то ни стало занять первое место в рейтинге в самое прибыльное для рекламы время в году.

И тут нас похитили.

Бац! Нам выбили дверь, я попытался было заорать, но сам не слышал своего крика.

Я увидел это лицо, желтые глаза, четки. Я увидел, как человек направляется ко мне, посмеиваясь над моим беспомощным протестом. Я попытался дотянуться до телефона, но он отшвырнул его в сторону. Положил на пол пару складных кресел-каталок, которые принес с собой, и раскидал наши подарки к Дивали, бесплатные образцы товаров, наши взятки и цветы.