Удочеряя Америку - [37]

– С праздником Прибытия! – сказала она, затем указала рукой на болезненно тощего подростка, стоявшего рядом с ней, – ссутулившись, руки под мышками. – Это Курош, сын Сируза.

Дэйв понятия не имел, кто такой Сируз, но сказал:

– Здравствуй-здравствуй, Курош, с праздником Прибытия.

И парень высвободил одну ладонь для рукопожатия.

– Спасибо, сэр, – ответил он без акцента. – Еще много-много раз.

(Вообще-то это пожелание не очень соответствовало случаю, если призадуматься.)

Явился Брэд, потея и задыхаясь.

– Примерно такая же погодка, что в самый первый день Прибытия, верно? – сказал он и повел Дэйва в гостиную, где супруги Хакими сидели подле одного из братьев Зибы (самого старшего, он ей в отцы годился, голова лысая, кожа на лице задубела) и его матерински благодушной жены. Церемониальный ряд из четырех иранцев вдоль длинного дивана, мужчины в костюмах, женщины в добротных черных платьях. Вероятно, потому Брэду и не терпелось подсадить к ним Дэйва – разбавить.

– Отец Битси, вы его знаете, – напомнил он гостям, и все Хакими радостно заулыбались и сделали вид, что готовы приподняться навстречу, не исключая и женщин, – но так и остались сидеть. Дэйв уже привык к этому их жесту.

Сами, похоже взявшийся отвечать за напитки, дежурил у широкого подоконника, превращенного в бар.

– Дэйв! – окликнул он. – Скотч? Я как раз соорудил порцию для Али.

– Почему и нет? – отозвался Дэйв. Как удачно, теперь он знает имя этого брата, вот бы еще и жену упомянули.

– Видели картинки? – загромыхал мистер Хакими. – Посмотрите! Очень хорошие картинки!

«Картинки» выстроились на камине и на примыкавшем к нему книжном шкафу – фотографии первого и второго праздника, по большей части без рамок, загибающиеся по краям. Дэйв быстро глянул, чтобы отделаться, но Хакими настаивал:

– Вот та, справа! Вы там с Джин-Хо!

И Дэйву пришлось подойти поближе и вынуть из кармана рубашки очки, продемонстрировать интерес. На крайней справа фотографии он поднимал Джин-Хо, ухватив ее поперек живота, чтобы девочка смогла дотянуться до свечки и зажечь ее той газовой штукой, что используется для плит. Наверное, из-за усилия, с каким он удерживал девочку, лицо Дэйва получилось таким напряженным, щеки запали. Он испуганно подумал: как же я ужасно выгляжу! Вылитый труп.

Сложения он был крупного, всю взрослую жизнь таскал на себе несколько лишних килограммов, ходил враскачку, а тут вдруг – лицо истощенное, на шее напряглись жилы. Конни умерла ровно за пять месяцев до того, как был сделан этот снимок, и теперь Дэйв увидел, что ему удалось – незаметно для себя самого – несколько оправиться с тех пор. Он ощутил внезапное облегчение – слава богу, он больше не там. Пожалуй, и потерянный в ту пору вес успел набрать.

– Дедушка с внученькой! – умилялся мистер Хакими. – Выпьем за дедушку с внучкой! Ваше здоровье!

И Сами сунул Дэйву запотевший бокал.

Раз Битси подает аперитивы, значит, решилась приготовить полноценный ужин. Едва ли у нее оставался другой выход, сказал себе Дэйв, после того как праздник, по ее настоянию, назначили на вечер буднего дня. Итак, сидеть придется допоздна, при этом Битси он почти не увидит, она будет суетиться с угощением. Дэйв уселся в кресло-качалку и стал слушать, придав своему лицу, как он надеялся, внимательное выражение, неспешный разговор Сами и Брэда об «Ориолз». Сам он уже не следил за их успехами. Стоит на время отвлечься от бейсбольной команды, от сплетен, которые и составляют человеческий интерес, от миниатюрных драм душераздирающих личных провалов и чудесных возвращений в строй, и уже не вернешь себе прежний энтузиазм. А Хакими, судя по заледеневшим на их лицах улыбкам, и вовсе об этом спорте не в курсе. Они оттаяли только при виде Мариам, когда она вынырнула из кухни, где, видимо, помогала хозяйке. В руках у нее был поднос, и когда она подошла к сидевшим на диване иранцам, те радостно подались вперед, послышалось непонятное Дэйву иноземное бормотание, быстрый обмен репликами и тихий смех, – тут-то Дэйв осознал, что в головах у этих людей происходит многое, о чем он никогда не узнает из их примитивного, прихрамывающего английского. Отказаться от родного языка – разве это не вечно оплакиваемая утрата?

Глубокий вырез блузы открывал словно полированные ключицы Мариам. Приблизившись с подносом к Дэйву, она сказала:

– Рада вас видеть. Хотите канапе?

– Спасибо, – ответил он и взял миниатюрный бутербродик. Вроде с рыбным паштетом.

– Скоро у вас будет новая внучка? Ждете?

– Новая? Ах да, – пробормотал он. – Жду-жду. – Ведь, наверное, именно так требовалось отвечать.

– Интересно, будет ли у вас потом два праздника Прибытия, – продолжала Мариам.

– Господи боже! – вырвалось у него, и Мариам засмеялась.

К тому времени, как явились Эйб и Джанин с дочками, все уже наугощались закусками, и, перейдя в столовую, кое-кто не удержался от стона при виде огромного количества тарелок.

– Битси, да куда же столько еды! – воскликнула Джанин.

Тарелки с холодной курятиной, лососем, креветками, полдюжины вегетарианских блюд и столько же салатов. Если это состязание, подумал Дэйв, то страшно даже представить себе, сколько придется съесть в будущем году.