Убийство на кафедре литературы - [32]

Тут содержится целая история жизни, подумал Михаэль, и даже материал для исследования истории европейского еврейства и скитаний евреев по разным странам.

Белилати вернулся с тряпкой и вытер пятно от вина, убрал осколки. Михаэль осторожно положил альбомы в ящик и вытряхнул на халат содержимое следующего ящика.

Три черные записные книжки в кожаных переплетах легли на изображение огня, извергающегося из пасти дракона.

Теперь все это обладает исторической ценностью, подумал Михаэль и вспомнил пишущую машинку на письменном столе в кабинете. Все стихи Тироша были и этих книжках — записанные чернилами, удлиненными буквами, с огласовками. Михаэль перелистал книжки и нашел стихи, которые он знал на память.

— Какой будет праздник у исследователей, когда все это закончится! Здесь есть разные варианты одних и тех же стихов, они сделают из этого кучу статей! — сказал он вслух.

— Что это? — нетерпеливо спросил Белилати.

— Стихи, — ответил Михаэль и продекламировал: — «До какого убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку бочки?»[6]

Дани Белилати глянул на Михаэля с удивлением, затем улыбнулся и похлопал его по колену:

— Охайон, дорогой, у нас в полиции не обмирают от Гамлета. Понимаешь, нам свойственна активность, а не колебания.

— Ты знаешь это? — спросил Михаэль и почувствовал себя глупо, когда Белилати ответил с добродушной улыбкой:

— Слушай, не будь таким снобом, я тоже учил «Гамлета» в школе, да еще по-английски, заучивал на память часами, просто я не сразу понял, о чем ты говоришь. Но стоит мне только услышать «Горацио», и я сразу знаю, что это «Гамлет». Мой брат учил на память «Юлия Цезаря», а сестра — «Макбета», так что с Шекспиром у меня все в порядке. Но это не значит, что я думаю о Гамлете в рабочее время. Отрицательный он тип. Нездоровый. Ну, теперь можно вернуться к делам? Это важные стихи? Относятся к нашему делу?

— Здесь все относится к нашему делу.

Белилати вытряхнул на кровать содержимое третьего ящика.

Записочки, отдельные рифмованные строки, фото самого Тироша, Тирош в обществе женщин; Тирош в большой компании; статьи о его творчестве, аккуратно вырезанные из газет; копия большой статьи о церемонии вручения Тирошу премии Президента страны; старые меню парижских ресторанов и ресторанов Италии, старые планы, официальные приглашения, письма и ежедневники.

— Этого я и ожидал, — сказал Белилати. Оба стали молча перебирать бумаги. — Просто не верится! — сказал Белилати. — Смотри, сколько женщин! И каждая — с именем и адресом! Ну что ты краснеешь?

Михаэль протянул ему письмо, которое рассматривал.

Белилати стал внимательно изучать его и без слов протянул руку за продолжением.

В письме какая-то женщина просила Тироша о встрече, подробно обосновывая необходимость этого. Письмо было подписано инициалами.

Белилати присвистнул:

— Ну, это надо будет забрать. Судя по этому письму, у нашего поэта была неплохая техника, а?

И снова перед внутренним взором Михаэля предстал труп с разбитым лицом. Продолжая спокойно работать с письмами, он, как всегда, когда ему приходилось копаться в интимных подробностях жизни подследственных, чувствовал смущение и любопытство.

— Дани, Цвика! — позвал Белилати из-за двери. — Идите паковать вещи!

— Есть уже несколько пакетов, мы поставили их у входа, а здесь наберется еще один. Нам потребуется целый штат, чтобы во всем этом разобраться, — проворчал Шауль, что было ему несвойственно.

— В чем дело, Шауль? Случилось что-нибудь? — спросил Михаэль.

— Ничего, только жена меня убьет. Сегодня годовщина нашей свадьбы, и я обещал быть ровно в шесть. Мы решили пойти в ресторан, а у меня не было сил даже позвонить ей. Уже почти девять. Можешь себе представить, как часто мы ходим в хороший ресторан при моей зарплате?

Они перешли на кухню.

— Хорошо, — сказал Михаэль, гася сигарету в мойке. Он осторожно положил окурок в ящик для мусора под мойкой. Содержимое ящика уже было погружено в пакеты.

— Что хорошего, а? — У Шауля пожелтело лицо. — Смотри, сколько у нас материала.

— Этот материал может подождать до утра. Сколько лет вы женаты?

— Десять, — ответил примирительно Шауль.

— Десять? Так вам положена гостиница в конце недели в Эйлате. Это дело серьезное, тебе не отделаться просто походом в ресторан.

— Да? — ответил со злостью Шауль. — А кто нам покроет долг в банке? А кто с детьми останется?

Белилати вздохнул:

— Да ладно, все так живут, разве нет? Что ты думаешь, мы каждую неделю ездим в Эйлат? Что у каждого из нас есть приятель — заведующий клубом подводного плавания?

Он похлопал Михаэля потной рукой по плечу.

— Где Эли? — спросил Михаэль.

— Вернулся в контору. Из диспетчерской передали, что прибыл отчет патологоанатома из Эйлата, так он пошел искать связь, — сказал Цвика. Дверь маленького холодильника, на которую он опирался, вдруг открылась. Дани, стоявший напротив, заглянул туда.

— Скажи, а это ты видел?

Он вытащил стеклянную банку с красными гвоздиками, воткнутыми в оранжевый держатель.

Белилати глянул на них и разразился смехом:

— Этот человек режиссировал себя до самого конца, а? Охайон, иди, процитируй «Гамлета», сейчас это как раз кстати.