Ствол старой бельгийской винтовки «фал» покрылся паутиной ржавчины. Здесь, в каменной расщелине, было сыро повсюду, даже возле костра, который горел всю ночь. На рассвете я его погасил — дым мог нас выдать. Олег Сотников лежал, прижимая обмотанную тряпками руку к груди. Он не спал, но разговаривать не хотелось ни мне, ни ему.
Я долго тер ствол оставшейся от перевязки тряпкой. Ржавчина понемногу исчезала. Я выщелкнул из плоского магазина патроны и тоже протер. Патронов было шесть. Остальные Сотников выпустил в людей, пытавшихся нас убить.
Сегодняшнюю ночь Олег снова почти не спал. Ныла раненая рука. Мы съели на двоих вареный кукурузный початок и запили его слегка подсоленным отваром.
— Сейчас… я немного полежу и пойдем, — прервал молчание Олег. — Дождь кончился?
— Да. Еще ночью.
— Это хорошо.
Ничего хорошего я не видел. Олег идти не сможет, слишком ослабел. И вряд ли ему станет лучше. Что-то надо решать. Оставаться в этой дыре слишком опасно. Не сегодня, так завтра нас здесь обнаружат. Люди, которые нас ищут, прекрасно знают места, где могут прятаться такие беглецы, как мы.
Скалы торчали поодиночке и смыкались в ломаные извилистые стены. Нависали над бурлящей мутной речкой и уходили круто вверх, образуя основания хребта. Вот уже много дней мы выбирались из каменного лабиринта.
До равнины осталось совсем немного. Что-то надо было решать…
Начиналось весело…
На факультет иностранных языков столичного пединститута я поступил благодаря плаванию. На сочинении меня бы обязательно завалили — денег на взятку у родителей не было. Но узнав, что я кандидат в мастера спорта по плаванию, напротив моей фамилии поставили крестик, и экзамены я сдал.
Учеба давалась мне легко, а там, где что-то не получалось, приходила на выручку кафедра физвоспитания. Факультет считался престижным, здесь учились дети далеко не бедных родителей. Я быстро вписался в их круг. Высокий рост, атлетическая фигура притягивали ко мне женщин, и к пятому курсу из скромного провинциального парня получился замечательный бабник. Я привык к веселым компаниям, вечеринкам в чьих-то квартирах, субботним поездкам за город, где всегда хватало выпивки и не знаешь, с кем проснешься утром.
Я не особенно задумывался, откуда берутся на все это деньги. Я получал стипендию, зарабатывал на плавании, кое-что высылали родители. Деньги приходили и уходили легко. Но если бы догадался когда-нибудь посчитать стоимость наших уик-эндов и посиделок в барах, то понял бы, что моих ежемесячных доходов не хватило бы и на неделю такой жизни. По сути, я был приживалкой. Меня принимали в богатые компании из-за внешности, физической силы, остроумия, и платили за меня, как правило, женщины.
Я перескакиваю через золотые студенческие годы и подвожу свою историю к пятому курсу института. Перестройка и красивая столичная жизнь посеяли во мне глубокие всходы. Я превращался в хищного, пока еще мелкого зверька, но уже готового оттяпать молодыми зубами свой кусок удачи.
Итак, пятый курс. Мне исполнилось двадцать три года, близилось окончание института, и я с тревогой оглядывался по сторонам. Удача от меня ускользала. Мои однокурсницы одна за другой выскакивали замуж. Богатые папаши уже присматривали места своим чадам: МИД, различные фирмы и совместные предприятия. Мелочевку вроде меня разгоняли по областям в распоряжение отделов народного образования. Я растерянно вертел бумажку-запрос, присланную в деканат из моей родной школы. Постаралась мама, считая, что я сплю и вижу себя учителем английского языка в нашем захолустном городке.
— Представляешь, ты учитель! В селе тебя уважают, дети любят, а старшеклассницы тайком влюбляются.
— Да не хочу я ни в какие учителя!
— Но ты же закончил педагогический институт. Поработаешь год-два по распределению, а там видно будет.
— Что будет видно? Умрет от водки наш старый директор, и я займу его место?..
Вот такой примерно заочный диалог я вел с мамой. Я не хотел возвращаться в свой захолустный городок, но ничего лучшего мне не предлагали. Кафедра физвоспитания от меня отвернулась, так как в чемпионы я не выбился и постепенно забросил тренировки. Приятели, еще вчера хвалившиеся связями своих родителей и даже обещавшие помочь при распределении, теперь уходили от разговоров в сторону. Госэкзамены и будущая жизнь ставили каждого из нас на свое место. Затянувшееся детство подходило к концу. Со мной было весело бездельничать, но по-настоящему допускать в свой круг меня не собирались. И тогда я решил жениться.
Я был уверен, что без особых проблем найду веселую богатую девушку, одну из тех, кто просыпался рядом со мной в уплывающей московской жизни. Но все оказалось сложнее. Богатые девицы, хоть и незамужние, были давно пристроены. Мне отказали раз-другой, а когда я сделал предложение третьей кандидатке, она рассмеялась в лицо. «Зря суетишься, Казанова! Раньше надо было думать».
Между тем закончились выпускные экзамены. Я получил диплом, распределение в родной городок, и мне предложили покинуть общежитие. Это был крах! Я сидел в своей комнате, в которой, кроме меня, уже не осталось ни одного человека.