У ворот Северина - [92]

— Здравия желаю, господин начальник! — вытянулся Ангелеску. — Разрешите доложить, преступник найден!

— Ты нашел преступника? — удивился Албойю и поднялся со стула. Он поставил чашку на стол и, не спуская глаз со своего помощника, подошел к нему вплотную. — Как ты его нашел? Расскажи…

Измятое бессонницей лицо Ангелеску просияло, глаза заблестели, и он начал беззастенчиво хвастаться:

— Я же старый шпик, господин начальник! — Он расправил плечи и принял внушительный вид. — Я сказал, вы можете на меня положиться, в несколько дней я его заполучу, он у меня попляшет, большевистский выродок…

— Ты привел его сюда?

— Я сразу его арестовал, господин начальник, чего тут тары-бары разводить? — все так же важно отвечал Ангелеску. — Привести его в кабинет?

— Да, конечно!

— Эй, Боборуцэ, Тонторойю, ведите этого бандита сюда, к господину начальнику… А ну-ка рысью!

Послышались удары и стоны, крики и топот, рассохшийся пол жалобно заскрипел. Кто-то отчаянно плакал, женщина или ребенок, голос тонул в потоке брани. Через минуту два надзирателя втолкнули в кабинет Албойю маленького Максима. У мальчика были связаны руки и ноги, он едва двигался. Лицо было залито кровью, глаз вздут так, что, казалось, вот-вот выскочит из орбиты, а на шее, на плечах сквозь лохмотья рубашки синели полосы — следы ударов резиновой дубинкой. Мальчик тяжело дышал, дрожа всем телом, его била лихорадка.

Албойю смотрел несколько минут на Максима, как бы оценивая, потом, схватив его за подбородок, повернул к свету, чтобы получше рассмотреть лицо, отступил на шаг и еще раз молча, сосредоточенно смерил взглядом мальчика с головы до ног, явно раздосадованный тем, что увидел.

— Мозги у тебя в порядке? — спросил он у Ангелеску, положив руки на бедра и саркастически глядя на него.

— А что такое, господин начальник? — испугался Ангелеску.

— По-твоему, у него внешность партизана, а? — спросил Албойю.

— Но, господин начальник, я ведь поймал его на месте преступления…

Албойю перевел взгляд на Максима и снова принялся его изучать. На лице полицейского комиссара появилось брезгливое выражение: он полностью уяснил себе положение вещей и окончательно был разочарован. Потом Албойю отвел глаза, неторопливо вернулся на место и сел за стол.

— Как тебя зовут, парень? — спросил он, легонько отодвигая чашку с кофе.

Максим стоял перед ним в своих старых, рваных военных брюках, босой, кожа на ногах потрескалась, его качало от слабости, он дышал тяжело, как загнанная лошадь. Веки на синем, окровавленном лице подергивались и опускались, словно он хотел, но никак не мог проснуться.

— Эй, ты что, не слышишь, тебя спрашивает господин начальник! — заорал Ангелеску и так сильно ударил мальчика по затылку, что тщедушный Максим сразу свалился на ковер перед столом. Он несколько раз дернулся, потом затих, еле слышно постанывая, изо рта потекла струйка крови, глаза закатились. — Вот сукин сын, ему ничего не сделали, а у него уже и язык отнялся!

— Оставь ты его, Ангелеску, оставь этого недоноска в покое часа на два, на три, пока не придет в себя, а потом возьмете его в оборот, — посоветовал Албойю. Он лениво достал сигарету и закурил. — Если ты считаешь, что у тебя достаточно оснований, начинай следствие немедленно, хотя, по правде говоря, я сильно сомневаюсь. Как ты его застукал? Он связан с какой-нибудь коммунистической организацией?

— Сию минуту доложу, господин начальник, — ответил Ангелеску, открывая дверь в коридор. — Только велю убрать отсюда эту падаль. Эй, Боборуцэ, Тонторойю! Живо заберите арестованного из кабинета господина начальника!

Надзиратели явились немедленно, взяли Максима под мышки, подняли и поволокли, как мешок. Мальчик был в глубоком обмороке, голова его бессильно повисла, глаза закрылись, он был похож на мертвеца.

— Боборуцэ, дружище, вылей-ка на него три ведра холодной воды, а потом опять за дело! — распорядился Ангелеску, стоя в дверях кабинета. — Ты ведь старая полицейская крыса, знаешь порядки…

Он постоял на пороге, глядя, как тащат Максима в камору для допросов, и вернулся в кабинет к Албойю.

— А теперь расскажи, как ты его поймал.

— Очень просто, господин начальник, проще пареной репы, я и не мечтал, что так будет, — начал свой рассказ Ангелеску и по знаку комиссара полиции уселся в одно из кресел, стоявших перед письменным столом. Он был счастлив безмерно, еще бы, начальник оказывает ему такую честь! — У этого оболтуса нет ни отца, ни матери, он работает учеником и продавцом бубликов в булочной «Братья Графф». Сегодня утром приходит ко мне один человек, — есть и у меня свои агенты, а вы как думаете? — приходит инвалид по имени Вэрзару, раньше он содержал лавчонку на рынке, воевал, имеет Железный крест, так вот, этот Вэрзару мне и говорит, что ночью, часов в двенадцать, он шел по Главной улице и напротив магазина увидел девушку, она шла по другой стороне, а позади нее пацан в солдатских брюках, босой. Он шел на расстоянии сорока — пятидесяти шагов от девушки и все прикладывал руку к окнам, водосточным трубам, воротам и заборам. Инвалиду стали любопытно, он перешел дорогу и, чиркнув спичкой, присмотрелся к одной из витрин. На стекле было приклеено что-то вроде маленького объявления.