У ворот Северина - [79]

— Ну что скажешь, Михай, поможешь сделать такую мину? — спросил капрал и положил руку на плечо Михаю. — Хочешь, чтобы рота, в которой я служу, хорошо провела учение? Будут и господин младший лейтенант Ганя, и инспекция… Ты ведь, кажется, знаком с саперным делом?..

— Да, знаком, — подтвердил Михай, — и вам помогу. Только я хочу, если разрешите, задать один вопрос. Можно?

— Пожалуйста…

— Видите ли, мне, в сущности, должно быть совершенно безразлично, почему с просьбой изготовить мину вы обратились ко мне. Я ее сделаю, и все. Для чего, почему, меня не касается! Благодаря вам я сегодня в безопасности, укрыт от гестапо и румынской полиции, и не сомневайтесь, я сделаю все, что вы скажете. И мне не нужно ничего объяснять про военные учения в роте, инспекцию и тому подобное, по-моему, это лишнее. Я уже сказал: я вам многим обязан, поэтому я целиком в вашем распоряжении. Но… вы меня слушаете, господин капрал?

— Конечно, слушаю… — ответил Динку, не очень понимая, куда клонит Михай и что его обидело.

— Как я уже говорил, меня не должны интересовать смысл и значение ваших просьб. И все-таки кое-что меня не устраивает…

— Что именно?

— Почему у вас нет ко мне доверия? Вы считаете, я наивен, не понимаю некоторых вещей, мне чужды ваши мысли и ваша деятельность?

— Я не понимаю, чего ты хочешь. — Динку всем своим видом показывал, что относится к разговору очень серьезно. — Прошу тебя, выражайся яснее…

— Постараюсь, — согласился Михай и осторожно отодвинул котелок. — Понимаете, господин капрал, я из семьи интеллигента, вы знаете, хотя бы по слухам, что мой отец против того, чтобы мы, его дети, вмешивались в политику. Эти принципы он внушал мне и моей сестре еще в ту пору, когда мы только-только начали разбираться в окружающем. С этими принципами я уехал в военное училище в Германию. Меня послали — так будет точнее. Послали против моей воли. Я уехал в приказном порядке. Здесь мне говорили одно, в Берлине я увидел совершенно другое. Дело в том, что в среде командного состава и даже моих коллег, курсантов училища, существует твердое мнение, что мы, румыны, им не союзники, как об этом трубят на всех перекрестках наши и германские государственные деятели, мы их вассалы и должны быть вечно признательны за то, что они защищают нас от «большевистского варварства», под которым подразумевается Советский Союз, и, сверх того, приобщают к своей высокой культуре. — Говоря это, Михай все больше горячился.

— Очень интересно!

— Там, в Германии, я понял истинное положение вещей. Я люблю мою страну, где родился и вырос, люблю свой народ, оскорбленный и униженный теми, кто идет рука об руку с Гитлером. Меня самого унижали и били по щекам немецкие инструкторы. И я сидел в лагере под Бременом, где каждая минута жизни могла быть последней. Я мог погибнуть, если бы вы не проявили такой доброты, не спрятали меня. И во мне накопилось столько ненависти к фашизму, такая жажда мщения… — Михай сделал глубокий вдох и продолжал: — Таковы мои убеждения, господин капрал, мое отношение к режиму Антонеску и к немцам, и вы это знаете; я сразу понял, и мне было приятно сознавать, что мы с вами одинаково думаем, поэтому меня удивляет ваша сдержанность, то, что вы скрываете от меня вашу деятельность, в которой мог бы участвовать и я.

Динку молчал. Взволнованный, он смотрел на Михая теплым взглядом, в котором светилась симпатия. После каждой беседы с Михаем к его портрету в сознании Динку прибавлялся новый штрих. Сейчас этот портрет обрел глубину и заиграл всеми красками.

Динку был страшно рад, почувствовав в Михае единомышленника, соратника по борьбе, и в горячем порыве готов был обнять его, поцеловать, как брата, взять за руку и показать путь, по которому он должен теперь следовать. Его путь и путь многих других… Но разве мог Динку сделать это в таких трудных условиях? Разве мог раскрыть себя, задачи, которые поставила перед ним городская организация коммунистической молодежи, цели их подпольной борьбы? Это было рискованно. Михай восстал против тех, кто унизил его достоинство, но пока этим все и ограничивалось. Сможет ли он подняться до марксистско-ленинских идей? Вот вопрос, от которого будет зависеть его вступление в ряды коммунистической молодежи.

— Ну, что скажете, господин капрал? — спросил немного погодя Михай и взглянул на Тудора Динку.

— Ты совершенно прав, Михай, — ответил капрал. — Конечно, каждый честный человек не может не видеть пропасти, в которую мы катимся, бедственного положения страны, в котором повинен Антонеску. И люди не сидят сложа руки, а действуют, ищут путь к победе.

— Вы тоже ищете, действуете? Предпринимаете какие-то конкретные шаги?

— И да, и нет, — перешел на совсем тихий шепот Динку. — Что-то, конечно, мы делаем… Как я уже говорил, патриоты озабочены судьбой страны, ищут пути борьбы…

— Сводки радиопередач могут облегчить эти поиски? — Михай многозначительно улыбнулся.

— Конечно…

— Во всяком случае, эти настроения желательно распространить как можно шире, и прежде всего среди военных, — подчеркнул Михай. — И мне кажется, у вас есть все данные, чтобы вдохновлять людей на такую работу…