У ворот Северина - [77]

— Найденные «улики» доказывают только, что вы не окончили и двух классов! — отпарировала Дана с пунцовым от негодования лицом. — Если бы вы обладали хотя бы элементарной культурой, вам было бы кое-что известно о римских легионах, которые напали на Дакию в сто первом и сто шестом годах, и о римском военном лагере, раскопки которого ведутся здесь, в городе… Но я думаю, это слишком сложно для тех, кто работает в полиции, кто путает научные исследования с полицейскими расследованиями, вам трудно понять, постичь какие-то вещи, которые знают даже дети! Оказывается, глупость может гнездиться и в государственном учреждении — в полиции…

— Домнишоара! — вдруг заорал Ангелеску, и его глаза полезли из орбит. — Потрудитесь быть вежливой, когда разговариваете с общественным порядком!

— Я разговариваю не с «общественным порядком», потому что невозможно разговаривать с понятием как таковым, — вскинула голову Дана, — а с людьми, которые претендуют на то, чтобы представлять общественный порядок, или, вернее, получают жалованье за то, чтобы поддерживать этот порядок. Но я вижу, что вы скорее разводите беспорядок, чем…

— Молчать! — взревел Ангелеску с пеной у рта и, встав на груду книг, вываленных из шкафа, попытался схватить Дану за руку, однако она увернулась и забежала за стол. — Про какой беспорядок вы говорите?! Как вы смеете?!

— Про беспорядок, который вы здесь учинили, — сказала девушка, не теряя присутствия духа. — Разве вы не видите, во что превращен этот дом?

На середину комнаты были свалены подушки, простыни, книги, картины, кухонная утварь, даже клетка с двумя канарейками, в которой тревожно бились несчастные птицы. В соседней комнате, спальне учителя и его жены, полицейский тужился сдвинуть с места платяной шкаф, чтобы посмотреть, не спрятано ли за ним что-нибудь, а мужчина в штатском, разворошив постель, вспарывал перины и протыкал их длинным крюком в надежде, что зацепит какой-нибудь подозрительный предмет.

В это время во дворе, под тенью лозняка, стояла тетя Эмилия, прямая, строгая, почти величественная, и, сколько ни пытался полицейский, один из тех, которые осматривали сад, выяснить у нее хоть что-нибудь, она оставалась безучастной, глядела сквозь него своими большими голубыми глазами, в которых давно померк разум.

— Мадам, вы что, не понимаете по-румынски? — кричал на нее полицейский, высокий субъект неопределенного возраста, в затасканном коричневом мундире и засаленной, выцветшей от солнца фуражке. — Где ключ от чердака?

Но тетя Эмилия ничего не видела и не слышала.

Подбежал Костел и толкнул полицейского, чтобы сдвинуть его с места, потому что тот случайно наступил на его стеклышки, накрывавшие канавки, которые мальчик прокопал и наполнил водой.

— Дядя, вы же сломали мою крепость! — Костел был огорчен и обижен, на глазах у него выступили слезы. — Отойдите, вы что, не слышите?

Полицейский вздрогнул и быстро обернулся, чтобы посмотреть, кто с ним разговаривает. Увидев ребенка, он взял его за руку и спросил, не знает ли он, где ключи от чердака.

— Не знаю! — пожал плечами ребенок. — Последний раз они были у дяди Михая…

В эту самую секунду, как по команде, пронзительно заревели сирены города, их голоса слились в один страшный, нескончаемый, полный смертельного ужаса вой. Полицейский отпустил руку ребенка и испуганно оглянулся на дом, чтобы понять, как реагирует на тревогу Ангелеску, потом побежал к дверям веранды получить указания. Зазвонили колокола, наперебой, как бы соревнуясь друг с другом, и их звон слился с гудками паровозов и хриплыми воплями стоявших в порту пароходов.

Не прошло и минуты, как из дома выскочил Ангелеску, а за ним бросились остальные. Они кинулись к машине, которая дожидалась у ворот. Перед тем как открыть дверцу, Ангелеску на минуту остановился, посмотрел на небо и крикнул учителю, который застыл в дверях веранды:

— После отбоя явитесь ко мне в полицию! Слышите? Вы обвиняетесь в том, что написали противозаконную работу, она находится теперь у меня и послужит вещественным доказательством! — Потом обернулся к шоферу: — Давай, Петрикэ, жми к лесу, а то они нас накроют!

Машина рванула на большой скорости — полицейские попадали друг на друга, — свернула налево и помчалась по улице, ведущей к лесу.

Влад, его жена и Дана поспешили во двор. Бездонное небо до самого горизонта было прозрачным, как хрусталь, без единого облачка. Самолетов не было видно. Через несколько минут сирены, колокола и гудки постепенно смолкли, и над городом опустилась глубокая тишина, страшная своим безмолвием, холодным, зловещим, предвещающим неотвратимую беду.

— Видны? — немного погодя спросила Ана, не отнимая ладони от глаз.

— Нет, не видны, — ответила Дана, — деревья во дворе мешают.

— Тсс! Тихо, они летят! — сказал учитель, напряженно прислушиваясь. — Слышите гул? Они летят со стороны Дуная.

И в самом деле, вдали, за югославскими горами, слышался непрерывно нарастающий рокот. Гудели моторы американских самолетов, металлический звук был все ближе, заставляя сжиматься сердца.

— Вот они! Раз, два, три… четыре… а вот и пятый, он немного отстал…