У ворот Северина - [78]

— Где? Где? — Влад стал торопливо протирать платком стекла очков.

— Смотри, вон, правее трубы! — Дана схватила отца за руку и потащила к воротам. — Смотри, как они сверкают на солнце…

— Ага, вижу, — сказал отец, и его лицо вдруг покрылось мертвенной бледностью. — За ними еще… и еще…

Самолеты плыли на большой высоте, крылья ярко вспыхивали в солнечных лучах. Их было много, целая туча. Они приближались к городу, и было вполне вероятно, что они начнут бомбить немногие оставшиеся целыми дома и еще дымящиеся руины. Так было уже восемь раз.

— Что делать? — Ана в ужасе схватилась за сердце: — Не будем же мы стоять здесь и на них любоваться!

— Пошли! — очнулся Влад Георгиу. — Закройте дом, надо бежать в лес. Возьмите ребенка. Где Костел?

— Я здесь, дядя! — ответил мальчик из-за шезлонга, где сидела его мать. — А куда мы пойдем?

— В лес. Видишь, летят самолеты?

— А мама? Разве мы не возьмем с собой маму?

— Нет, она никогда не ходит…

Через две минуты они уже бежали по улице Аурелиана, держа в руках маленькие узелки, примкнув к толпе людей, которая быстро росла.

Дома осталась только Эмилия, она сидела в шезлонге и не сводила глаз с кусочка неба, открывшегося сквозь листву виноградной лозы, повторяя, как в бреду, слова, которые в том состоянии помрачения, в каком она пребывала, приносили ей необъяснимое удовлетворение:

Летят серебристые

Птицы зловещие.

Померкли и солнце

И неба лазурь…

21

Михай сидел в сырой комнатке, при свете лампочки, прикрытой газетным листом, и делал заметки в блокноте, редактируя сводку последних известий, которые он прослушал по радио. Кончив работу, он взглянул на часы. Подошло время передачи радиостанции «Свободная Румыния». Он закрыл блокнот и склонился над радиоприемником, ища нужную волну. Звуки были тихие, он боялся, как бы его не услышал часовой на улице или кто-нибудь, кто проходит в это время мимо склада. Настраиваться надо было очень тщательно, чтобы голос диктора был слышен отчетливо.

Только Михай собрался настроиться на волну радиостанции «Свободная Румыния», как кто-то постучал в дверь. Михай вздрогнул, но тут же успокоился. Это, конечно, капрал Динку принес ужин. И правда, дверь приоткрылась, и появился Динку, держа в руках котелок с перловым супом; из-под кителя он вынул кусок черного, ноздреватого, будто выпеченного из одних отрубей хлеба.

— Как дела? — поинтересовался он и бережно опустил котелок на ящик из-под боеприпасов.

— Хорошо, — кивнул Михай и, оставив приемник, поспешил к капралу. — Я собирался настроиться на волну «Свободной Румынии».

— Что нового? — спросил капрал.

— Советская Армия наступает на всех фронтах.

— А как дела в районе Молдовы?

— Ничего особенного. Идет перестрелка. Хотя, мне кажется, там что-то готовится… Посмотрим, что передаст Москва…

— Что еще?

— Разные международные новости, — шепотом продолжал Михай. — Маршал Маннергейм стал президентом Финляндии. Те, кто покушались на Гитлера двадцатого июля, приговорены к смертной казни. Во Франции дело идет к освобождению Парижа. Эту новость передали из Алжира… Я все записал.

— Хорошо, — торопливым шепотом сказал капрал, и Михаю показалось, что он хочет побыстрее закончить разговор. — Когда будет передача?

— Через четверть часа.

— Знаешь, у вас дома побывала полиция, — сказал Динку, усаживаясь на жестяной бидон, который служил стулом.

— Когда?

— Несколько дней назад.

— И что там произошло?

— Ничего. Обыкновенный обыск, они просто перевернули все вверх дном…

— Ах, как хорошо, что я вовремя ушел! — обрадовался Михай. — Теперь я в безопасности. Как мне отблагодарить вас, Динку? Просто не знаю…

— Оставь, Михай. Давай ешь, а я тебе кое-что расскажу и сделаю одно предложение…

Михай повернул ручку приемника, звук стал совсем тихим. Еще раз посмотрел на часы, взял котелок и принялся с аппетитом есть перловый суп. Динку подсел к нему поближе, провел рукой по лицу, помолчал, опустив голову, стараясь сосредоточиться. Потом начал излагать Михаю просьбу. Ему нужно что-то вроде мины, это может быть простая жестяная коробка с тротилом. Через несколько дней предстоят учения на тему «Рота в атаке», и надо, чтобы взрыв на условной территории противника создал иллюзию массированного артобстрела; он должен быть как можно более эффектным и правдоподобным…

Михай слушал капрала, улыбаясь уголками рта, медленно и задумчиво помешивая ложкой суп. Он, конечно, не верил тому, что говорил капрал. Очень уж все было шито белыми нитками, как Динку ни старался, чтобы его объяснения выглядели убедительными. «Почему он так темнит? — спрашивал Михай себя, немного раздосадованный поведением Динку. — Из этого предложения ясно вырисовывается его подпольная деятельность. Зачем пытаться ее скрыть? Неужели он считает меня таким наивным, думает, я не разгадаю, что ему нужно, чем он занимается и к чему стремится? Неужели он не доверяет мне?.. Он ведет себя осторожно, и это совсем неплохо. Но неужели он не понимает, что именно за эту деятельность, за поддержку честных людей, антифашистов, я его уважаю и ценю? Или он думает, что я его предам? Не понимает, что я больше, чем он, ненавижу немцев, что для этого у меня есть все основания? Как видно, он еще не доверяет мне… Все-таки ему надо бы лучше разбираться в людях… Как я могу ему повредить, находясь здесь? Ведь я ни с кем не вижусь, моя судьба в его руках…»