У ворот Северина - [74]

В глубине сада появилась тень и легкими шагами стала приближаться. Это была тетя Эмилия в своем выгоревшем ситцевом платье и рваных войлочных туфлях. Поседевшие волосы распущены, лицо бледное, прорезанное глубокими морщинами. Она неотрывно смотрела вверх, пытаясь сквозь густую листву увидеть небо. Молитвенно сложив руки на груди, она тихо шептала слова, никому не известные и неведомо откуда взятые:

Летят серебристые

Птицы зловещие.

Померкли и солнце

И неба лазурь…

— Оставь ты этих птиц, тетя Эмилия, — сказала Дана и, отбросив газету, поднялась ей навстречу. — Что ты все про них да про них? Где ты их сейчас видишь?

Тетя Эмилия остановилась и недоуменно посмотрела на Дану. Потом улыбнулась — и словно волна света разлилась по ее лицу. Увидев свою маму, Костел вылез из-под стола, взял ее за руку, прижался головой. Она погладила его мягкие волосенки, и столько нежности было в ее взгляде, что в эти минуты она казалась вполне разумной, словно ничто не омрачало ее рассудка, не лишало возможности здраво судить о происходящем, не было этого жуткого несчастья, которое исковеркало ее жизнь.

— Мама, а я играю с лодочками, — сказал Костел, беря ее за руку. — Мне их сделал дядя Михай…

— Тсс… — Дана закрыла мальчику рот рукой. — Не говори никому, что дядя Михай был дома. Понял, Костел? Мы с тобой говорили об этом, ты забыл?

— Знаю, знаю, Дана, — важно закивал он, — а я никому и не рассказывал. Но мама видела его. С ней я могу говорить о дяде Михае, она ведь наша…

— С ней можно, — грустно согласилась Дана, обращаясь скорее к себе, чем к ребенку. — Она ведь ни с кем не разговаривает.

— Бедная она, несчастная! — вздохнула Ана, и глаза ее наполнились слезами. — Какая была хозяйка! Осталась и без дома, и без мужа… Бедный Александр…

— А что с ним?

— Говорят, погиб на фронте, — с опаской прошептала Ана, боясь, что золовка услышит ее.

— Погиб? — ужаснулась Дана. — Откуда ты это знаешь?

Отец сказал. Два дня тому назад с фронта вернулся учитель рисования, офицер, раненный. Он и сообщил…

Дана была опечалена. Она погладила Костела по лицу, тетя Эмилия увидела этот жест и снова улыбнулась, но так же молча и безучастно, взор ее опять бессмысленно блуждал. Ана незаметно вытерла глаза ладонью и немного погодя принялась за работу, взяла носок и начала его штопать.

В этот момент где-то в верхнем конце улицы послышался шум мотора, он все нарастал и вскоре перешел в оглушительный рев. А через несколько минут около их дома остановилась черная машина, старая, разболтанная, с деформированными рессорами, похожая на сельскую пролетку. Это была одна из тех машин, которые некогда обслуживали рынок, потом срок ее службы кончился, и она была конфискована государством. Допотопная колымага, она лязгала и дребезжала на ухабах и при каждой встрече с мало-мальски глубокой ямой грозила рассыпаться.

— Машина! — воскликнул Костел и радостно захлопал в ладоши. — Папа приехал! Папа приехал! — И с этими словами он сломя голову помчался к воротам.

В ту же минуту на пороге веранды появился Влад Георгиу, с непокрытой головой и очками в руках. Он остановился, глядя на улицу, в ожидании того, кто собрался нанести ему визит. Дана, Ана и тетя Эмилия молча стояли в тени виноградных листьев и смотрели, кто же войдет в ворота, кто перешагнет порог в столь неурочный час.

Через несколько минут все стало ясно. Из машины вышел Ангелеску, плотный, рыжий, в своем всегдашнем гражданском костюме, воротник рубашки был выправлен и белел на коричневом фоне пиджака. Он покрутил бульдожьей головой с отвисшими щеками, и его зеленые, похожие на стекляшки глаза зашныряли по сторонам. Пока он пытался открыть калитку, трое полицейских и один в штатском выстроились, как по команде, ему в затылок.

— Этот толстый рыжий полицейский меня допрашивал в школе, — шепнула Дана на ухо матери. — Требовал письменного объяснения…

— Господи! — ахнула Ана, задрожав от страха. — Они пришли за Михаем или… за тобой?

Увидев Ангелеску, Влад постарался взять себя в руки, неловким жестом поправил волосы и, спустившись по каменным ступеням, двинулся навстречу полицейским.

— Здравствуйте! — важно поздоровался Ангелеску, в знак приветствия коснувшись двумя пальцами виска. Он шел враскачку, медленным тяжелым шагом. — Господин Влад Георгиу?

— Да, это я.

— Имею честь представиться, помощник полицейского комиссара Ангелеску. Впрочем, мы знакомы, не так ли?

— Да… как будто.

Ангелеску изобразил на лице нечто вроде добродушной улыбки, подмигнул, фамильярно похлопал учителя по плечу. Его бесстыдный, даже наглый вид как бы говорил: «Вы шалун, господин учитель, ввели в заблуждение господина начальника своим ложным заявлением… Но учтите, меня никто провести не может! Надо же, мы как будто знакомы… «Как будто»!.. Я тебя лично допрашивал в кабинете господина главного комиссара Албойю».

— С глаз долой — из сердца вон, не так ли, господин Георгиу! — язвительно бросил он.

— Возможно. А какова цель вашего визита? — вежливо спросил у него учитель, стараясь хоть немного успокоиться.

— Какова цель? — переспросил Ангелеску теперь уже с кислой улыбкой. Прежде чем ответить, он почмокал толстыми губами. — Меня удивляет вопрос, господин учитель! Ей-богу, удивляет!